* * *
Уже вторые сутки Георгий не смыкал глаз. Да и как тут уснёшь? Двадцать пять лет он проспал на воображаемой печи, не намного меньше, чем былинный Илья Муромец. И вдруг проснулся. Потянулся, встал, с восторгом ощущая, как наливается тело богатырской силой. Вышел из полутёмной и душной хаты на свет божий. Ослепительное и горькое счастье пробуждения! Двадцать пять лет коту под хвост! Да и не жизнь это была, а так, животное прозябание.
Хотя зачем обижать зверей? У кошек и собак, даже у серых подвальных крыс существование ярче, богаче, чем была у него, несчастного слабоумного. После сказочно невероятного волшебства, случившегося в ночном лесу, он понимал одно: никчёмное существо по имени Гоша навсегда умерло, неведомым путём переродилось в полноценного человека.
И ничего, что в нём живёт теперь ещё один, некто загадочный по имени Вацлав. Значит, так полагается, значит, все люди так устроены. У каждого мужчины и женщины, чтобы им легче было разобраться в этом сложном запутанном мире, должен быть невидимый друг и наставник.
— Нет, Георгий, — немедленно возник в голове Громова голос Вацлава. — То не так. Если человек здоров — он не слышит никаких невидимых советчиков и учителей. Люди часто разговаривают сами с собой. Ругают, утешают, даже спорят внутренне. Такая штука вполне нормальна, это внутренний монолог. Но то, что произошло с тобой – Чудо. Со взрослыми людьми чудеса случаются очень редко, можно сказать почти никогда. Но ведь ты и не был взрослым, Георгий. Другое дело, что у каждого чуда имеется причина. В твоём случае — это любовь матери. Она оказалась настолько сильной, что отыскала брешь и перешагнула границу самого Посмертья, лишь бы явиться к тебе на помощь.
— Но что такое Посмертье, Вацлав? — перебил наставника Громов. — Именно то странное печальное место, где я побывал, когда валялся без памяти в ночном лесу, на дне песчаного оврага? И чем плохим моя мать после своей смерти заслужила пребывание в таком тоскливом мире, призрачном и нереальном, как сновидение? Да и вообще, Вацлав. Я лежу сейчас на больничной койке в сумасшедшем доме, разговариваю с живущим в моей голове невидимым другом и обсуждаю с ним посмертную судьбу покойной матери. Вполне нормально для душевнобольного. Похоже, психиатрическая клиника Огнев лог самое подходящее место для таких, как я.
— Ну, попрошу пана! Твоё чувство юмора и самокритичность выдаёт тебя с головой, Георгий, — заметил с лёгким польским акцентом Вацлав. В его голосе Громов услышал добрую улыбку. — Ты вполне здоров, мой мальчик. Ни один душевнобольной никогда не признает себя таковым, разве что в моменты просветлений, ремиссий. Более того, врождённые и приобретённые способности, объём знаний и умений, которые ты постепенно будешь в себе открывать, намного шире и мощнее, чем у обычного человека. Конечно, некоторые из моих знаний в твоём полном распоряжении, но и ты сам оказался очень способным малым. Обрати внимание, каким богатым языком и насколько свободно ты излагаешь свои мысли. Я лишь немного помог твоему полудетскому разуму, пробудил часть мозга, хранящую память, опыт последних, прожитых тобой жизней. Хотя то пока сложно… всему своё время, слишком большой поток информации. Сейчас ты уснёшь! Глубоко и без сновидений! До самого утра! Отдыхай, Гоша.
— Не называй меня больше Гошей, — хотел было возразить Георгий наставнику, но не успел. Сон уже одолел его.
[1] «Корона», «тюльпан» или «классический» – виды бильярдных киёв.
[2] Галоперидол – антипсихотик. Применяется при шизофрении, маниакальных состояниях и бредовых расстройствах, сопровождающихся галлюцинациями и психомоторными возбуждениями. Под влиянием галоперидола быстро наступает моторное успокоение.
[3] Памятный сон, Посмертье, Явь посмертная, Явь земная – термины, объясняемые в ходе дальнейшего повествования.
[4] Братишек (польск.) braciszek – братишка.
[5] Бучь так добри и зробь то (польск.) Bądź taki dobry i zrób to – Будь так добр и сделай это.
Глава пятая. Шаганэ Глава шестая Неявные грёзы Георгия Громова Грёза первая Посмертье и его обитатели
Глава пятая. Шаганэ
На утренней летучке Иноходцев раздал своим докторам рутинные ценные указания и, как всегда по понедельникам, огласил недельный график ночных дежурств.
— А вас, Сергей Олегович, я попрошу остаться, — окликнул главврач выходящего из кабинета Корсакова.
Как всадник с коня, Лев Николаевич молодцевато соскочил со своего роскошного, очень высокого краснокожего кресла, и бодрой походкой обошёл остановившегося на полдороге Корсакова.