– Видишь, – обращаясь к Георгию, тихо помыслила в темноте волчица. – Опасно нарушать законы Посмертья. Нельзя давать волю чувствам.
Лабиринт закончился. Громов со своей проводницей вышли из него и оказались на высоком уступе. Над головой непроницаемо серело низкое сумрачное небо. Моросил мерзкий, какой-то липкий на ощупь дождь. Под ними, сколько охватывали глаза, простиралась холмистая пустынная местность. Воздух в этом месте был ещё более разряжённым, чем в Посмертье. Дыхание здесь давалось с тяжким трудом.
– Мы в Азгарде! – объявила волчица. – Ужасное место. По сравнению с ним мой мир просто оазис.
Здесь, за границей Яви, новая любимая наставница Мирра научила Георгия одному фокусу:
– Как бы зорко ни видели твои глаза, любое самое отдалённое место можно по чётко выраженному желанию приблизить. Всего-то и нужно решительно произнести мысленно «да», и всё получится.
Громов так и поступил. Он начал приближать, подробно осматривать раскинувшуюся внизу пустыню. Ничего. Ни кустика, ни деревца, ни травинки, ни живой души, ни ящерицы, ни мелкой мухи. И ещё: в этом мире не было цвета. Никакого, разве что все оттенки серого. Даже прекрасные волосы Мирры поблекли, превратившись в своё жалкое бледное подобие.
Волчица подняла голову и хищно потянула носом.
– Фу, какая мерзость! Они здесь, вон за теми пологими холмами.
– Кто? – не понял Георгий.
– Псы! – бросила как отрезала Мирра – словно мысленно с презрением плюнула.
И правда, Громов увидел, как из-за дальних холмов показались какие-то тёмные точки. Ученик приблизил их – на первый взгляд, ничего особенного. Как будто он уже когда-то видел эту картину.
Бредёт по пустыне одинокий несчастный путник. Ковыляет, по-старчески опираясь на длинный посох-клюку, загнутый на верхнем конце, словно знак вопроса. Одет он в тёмно серую хламиду, примерно такую же как у Георгия. Следом мелко трусят несколько собак.
– Но…что-то здесь не так! – ученик пригляделся пристальнее.
О Боже милосердный!
Тёмный народ в древности толковал о каких-то дальних краях, где живут люди с псовыми головами. Так вот, у этих собак головы были человеческими! И Георгию вспомнилось, где и когда он уже наблюдал эту жуткую группу: в день, вернее, ночь своего таинственного перерождения. С ним случилось чудо, встреча в пространстве Посмертья с покойной матерью и Вацлавом. Да-да, и ещё там были они – именно эти мрачные дикие тени промелькнули перед его затуманенным взором. Вот и сейчас, как и тогда, на месте собачьих морд маячили почти безволосые бледные… человеческие лица.
С гадливым любопытством Георгий ещё больше приблизил одно из существ. Вместо глаз на физиономии несчастной твари бесполезно ворочались слепые грязно-серые бельмы…
Челюсти этих созданий по-собачьи выдавались вперёд. Торчали наружу белесые языки и острые клыки. Но всё же это были люди, бесспорно люди, хотя и с пёсьими телами.
Путник как будто искал грибы. Наклоняясь то там, то здесь, он находил на земле нечто. Верхним загнутым крюком концом длинной клюки, цепляя за шею, пастух тут же подтаскивал к этому нечто одну из своих собак. Голодная псина жадно набрасывалась на эту штуку и мгновенно пожирала.
– Это Палач и его стая. Они ходят по пустыне кругами и питаются тем, что исторгли из себя раньше – пояснила волчица, не скрывая гадливости.
– А кто такой Палач? Хотя да, ты права – не всё сразу… Слава богу, на Земле такого не увидишь! – ужаснулся Георгий.
– А с чего ты решил, что ты не на Земле? – удивилась Мирра. – Хотя, ты же ученик! Вот послушай… Здесь всё та же, наша общая Земля, мой милый! Представь: бутон розы, все её лепестки плотно прилегают друг к другу, являя собой часть единого целого. Земля и есть такой многоцветный бутон, каждый из её миров – отдельный лепесток. Посмертье, Азгард и Астард, который я ещё покажу тебе – всё это тёмные лепестки бутона по имени Земля. Они владения Великого Тунгра. Только твоя любимая Явь – мир спорный. Последние две тысячи ваших лет это арена борьбы Тунгра и Светозара. Всякая живая душа в Яви и, представь себе, даже в Посмертье и Азгарде есть поле их битвы. Мы с тобой не исключение. Я перечислила лишь малую часть миров Воздаяния, скорбных тёмных лепестков нисходящего ряда. Из множества областей Света мы краем глаза можем увидеть лишь Эдем Радостный, ближайшее к Яви восходящее пространство. Ты не представляешь, мой мальчик, как там легко дышится! Выше этого, первого из светлых лепестков, уже просторы Эолы драгоценной.
– Эдем радостный? Эола драгоценная? Декоративный цветник какой-то! – не удержавшись, по-мальчишески озорно прыснул Георгий. – А повыше ничего жемчужно-золотого или изумрудно-бриллиантового нет? Пафосно как-то – прямо не мироздание, а гостиная цыганского барона.