– Вот-вот. Всё-то у вас в Яви перемешано, – усмехнулась Мирра. – Одних восхищает, другим смешно. А приглядишься, прислушаешься – всё-то у вашего явного человечества малышовая возня и детский лепет… Это я сама так назвала светлые, известные мне лепестки Мироздания. Явь, она и есть Явь, а тёмным своим владениям дал названия Тунгр. У всех и каждого должно быть имя. Ты наставницу-то не перебивай. Как умею, так и излагаю, а не нравится – поищи другую учительницу.
Георгий согласно кивнул.
– Так вот: Посмертье – очень тонкий, хилый лепесток, он находится между серым Азгардом и цветной Явью. Впрочем, даже отсюда, из Посмертья, душа может попасть прямо в область Эдема. Каким образом, не знаю. Догадываюсь только, что в лепестках мироздания имеются тайные порталы, наподобие Огнева Лога. Он-то как раз и связывает почти напрямую Посмертье с Явью. Смерть же, волею владыки Тунгра, существует только в Яви. В мирах Света, впрочем, как и в мирах Тоски и Боли, смерти нет – её заменяет мгновенное перерождение. Всякая душа, поднимающаяся к Свету или падающая в миры Воздаяния, в каждом из этих пространств получает новую телесную оболочку, устроенную сообразно законам того мира, куда она попала…
– А кто такой Тунгр? И этот, Светозар? – заинтересовался ученик.
– Хм-м, – пожала красивыми плечами Мирра. – Ты и этого не знаешь! А мог бы догадаться! У великих, тёмных или светлых, нет имён. И это значит, что их неисчислимое множество… Тунгром мы здесь называем тёмного владыку. Вот уже две тысячи ваших лет он борется со Светозаром за души людей и зверей, обитающих в Яви, и ещё нескольких нижних областях, тёмных лепестках розы-Земли. Это миры Тунгра, там он сильнее. А Светозаар? Кто не знает Спасителя?!
Георгий ошарашено молчал.
– Впрочем, довольно с тебя страшных сказок на сегодня! Сейчас я должна буду проделать одну очень мерзкую работу. Это мой долг перед Великим Владыкой миров скорби. Не хочу, чтобы ты видел все эти гадости. Отдохни, любимый. Приказываю, спи!
– Спать во сне? Оригинально! – усмехнулся про себя Георгий.
Но тут же почувствовал, как неодолимо смыкаются его веки. (Ох, какой зевок, чуть ли не до челюстного вывиха!) Впрочем, разве можно противиться необоримой колдовской воле любимой волчицы? Хотя, какого Тунгра! Я хочу видеть, чем это таким мерзким собирается заняться моя прекрасная Мирра!
Не зря наставница поделилась с учеником своей силой. Сонную одурь побеждают простым и чётким «нет»!
– А милого оборотня и след простыл, – растерянно озираясь, мысленно проворчал Громов. – Куда же ты «прыгнула», Миррочка? Хотя, кроме меня и моей волчицы в этих краях были замечены ещё кое-какие, с позволения сказать, души»…
Георгий вновь «сфокусировал» взгляд на дальних холмах. «Пастух» со стаей на месте, но что-то изменилось. Бельмоглазые псы больше не жмутся к своему серому хозяину – они суетливо рыщут по окрестностям, задирают уродливые головы, нюхают воздух, как будто что-то лихорадочно ищут. Что-то или кого-то?
Ну конечно, Мирра!
На пологой вершине одного из холмов возник тёмный силуэт. Мощный зверь поднял остроухую голову к непроницаемо серым, вдруг почерневшим в антрацит, небесам и протяжно, на всю необъятную холмистую долину, завыл. Зарыдал горестно и противозаконно, живым горлом, грубо-материальным и непереносимо громким образом. Загудел, словно караван из ста Титаников, одновременно налетевших в ночи на ледяную армаду айсбергов.
Завибрировали окружающие Георгия скалы, ходуном заходила под ним земля. А псы в отдалении принялись неистово штурмовать холм, на котором примолкла в ожидании волчица. Напрасно серый пастух в остроконечном балахоне пытался удержать своих подопечных. Он отталкивал их от холма, оттаскивал за лапы и даже в отчаянии пытался бить посохом. Слепые существа с почти человеческими ликами изворачивались, кусали своего пастыря за руки и рвались на вершину холма – к желанной как жизнь самке.
Вот один особо прыткий достиг цели. Заюлил бельмастый кобель, запрыгал дурак на месте, пытаясь залезть человечьим носом под лохматый волчий хвост. Мгновенный бросок матёрого зверя – и вот незадачливый жених летит в одну сторону, а его оторванная голова в другую. Бессмысленно вращаются бельмы на бледном и уродливом мужском лице, ручьём льётся чёрная кровь из обезглавленного собачьего туловища, дёргающего лапами.
Ученик закрыл глаза, содрогаясь от ужаса и отвращения. Но любопытство сильнее. Хочется досмотреть до конца волчий разгул. Весь холм в чёрных потёках крови и светло-серых кусках собачьей плоти. Тяжко и возбуждённо вздымаются и опадают лохматые бока хищницы. Победно оглядываясь, она будто спрашивает: