— Чёрт возьми, — пронеслось в голове у Корсакова. — А ведь у деда имелась примета — его замечательная по безобразию улыбка.
Сергей вспомнил, насколько стало не по себе при первой встрече от отвратительной ухмылки деда.
— Дохтора наши добрые! Дохтора хорошие! Полечите, полечите нас бедных! — каким-то детским «буратинистым» голосом пропищал свою «фирменную» тираду дед Гулька, обнажив свои жёлто-чёрные редкие кривые осколки зубных руин.
Не раздумывая долго, доктор повернулся на пятой точке и принялся шарить по трупу ступнями в носках.
— Ага, вот оно личико, вот они острые зубки! Хороший дедушка!
Корсаков продвинулся к изголовью мертвеца, пристроился к нему спиной и, извернувшись по-змеиному, принялся перетирать верёвки. Запястья пронзила острая боль.
— Ага! Выходит, я попал в цель, — обрадовался Сергей — Опасно, конечно. Но, с другой стороны, хорошо. Значит, имеется чувствительность. Только бы не повредить сухожилия. Обеззаразить и остановить кровотечение будет куда проще.
Целую вечность Корсаков елозил связанными запястьями по лицу покойника. И снова, как от удара электричеством, вспышка острой боли в сведённых за спиной руках. О, какое облегчение! Свободен, наконец-то, свободен!
Доктор с трудом поднялся на ноги. Колени тряслись от слабости и напряжения. Пошарив на стенах, Сергей нашёл клавишу выключателя. Над головой защёлкали, загудели деловитыми шмелями длинные белесые трубки люминесцентных ламп. Помещение наполнилось голубоватым неживым светом.
Сергей пошевелил пальцами рук, сжал кулаки — сухожилия, слава богу, в порядке. Истерзанные о мёртвые зубы деда запястья горели огнем. Морг, а Корсаков, разумеется, находился именно в прозекторской, был устроен как множество других знакомых Корсакову покойницких — в стеклянном незапертом шкафчике пленник нашёл так необходимые ему сейчас антисептики и перевязочный материал. Не обращая внимания на черно-бурые пятна докторского халата, он принялся за обработку торчащих из обшлага рукавов искромсанных рук.
— А что, неплохо! Обильное кровотечение устранили. Еще бы обезболивающего принять — цены бы этой мертвецкой не было, — вздохнул Сергей, заканчивая перевязку. — Хотя медик я, или лох беспомощный? Какой прозектор без спирта? Будь я трупорезом, куда бы пришло мне в голову спрятать заначку?
Корсаков обвёл глазами помещение морга и решительно направился к двум секциям холодильника для трупов, расположенным одна над другой. Внутри нижней оказалось бледно-синее мёртвое тело. Проверил верхний этаж — и здесь покойник.
— Вот стран... Последние смерти в клинике были с месяц назад. Почему же тела всё ещё здесь? Понятно теперь, отчего деду Гульке место в холодильнике не нашлось!
Сергей пошарил рукой по углам нижней секции, и тут же обнаружилась добыча — полиэтиленовая бутылочка чистого спирта, четверть литра анальгетика и антисептика в одном флаконе.
Да здравствует медицинское братство и его шаблонные интернациональные привычки! Морщась от боли, Сергей подобрал с пола оброненный кем-то разовый пластиковый стакан и сполоснул его под краном над старой чугунной ванной для помывки тел. После чего аккуратно, ровно на треть наполнил спиртом.
— Ну, как учили! Не пьянства ради, а Панацеи для! — почти торжественно произнёс Корсаков вслух, плеснув в стакан спирта из найденного в холодильнике «мерзавчика».
Не спеша «провентилировался», наполняя и опустошая лёгкие. Задержался на половине вздоха и залпом опрокинул в себя содержимое посуды. Выждав пару секунд, он медленно вобрал воздух в лёгкие и потом выдохнул через нос. Для пущей верности эту процедуру он повторил четырежды.
Сидя на краю ванны, Сергей прикрыл глаза. Он явственно ощущал, как проясняется голова — медленно, но верно, в тело возвращаются силы. Вспомнилась давняя лекция по фармацевтике на медфаке и многозначительно-торжественный голос профессора Ерофеева:
— Главное — это правильная дозировка, коллеги! Лекарство от яда отделяют сущие миллиграммы и миллилитры.
От близкого к эйфории состояния доктора пробудил шум в коридоре. Из-за двери морга приближались мужские голоса, слышался перезвон связки ключей. Сергей лихорадочно заметался по мертвецкой. Не осознавая толком свои действия, Корсаков поднял опрокинутую каталку, чтобы взвалить обратно нетяжёлое тело своего освободителя деда Гульки. Спешно выключил свет и, взгромоздившись поверх покойника, укрылся несвежей простынёй с размытым штампом «Огнев лог».