— Георгий! Ты мне нужен…
***
Тишина в Посмертье. Покой на испепелённой лесной поляне. Не спеша спустился с высокой спинки кресла уродливый безглазый конёбр. Потянулся по-кошачьи, устроился поудобнее на сиденье и, не раскрывая жуткой пасти, нежным женским голосом запел:
Ой, Войтушка уж не верит,
Быстро искра гаснет
—Засияет и померкнет,
И конец всей сказке!
[1] Ой, моргает на Войтушку (старинная польская колыбельная)
Конец первой книги
Книга вторая "Психушка" Глава первая "Гипноз для Хабара"
Книга вторая
"Психушка"
Глава первая
"Гипноз для Хабара"
Буктрейлер книги https://youtu.be/JVUrjE5T-2o
Такого тяжкого, гнусного похмелья Корсаков ещё не переживал. О жгучем стыде, терзающем его юную алкоголическую душу, вообще говорить не приходилось.
"Нажраться до потери памяти! И где? На работе! Во время первого своего ночного дежурства! А попытка суицида?! Это уж, совсем ни в какие ворота"…
Сергей ещё раз осмотрел свои раны на запястьях.
"Чёрт его знает что такое! Зубами я себя грыз, что ли! Надо бы проконсультироваться у дельного коллеги-психиатра, да где такого взять в этом захолустье. Благодетель Иноходцев не в счёт. Из него врач, как из меня архиерей".
В своей правоте относительно медицинской квалификации Иноходцева Сергей лишний раз убедился, когда тот показал ему нового пациента по фамилии Громов. Сам доктор Корсаков быстренько понял, что имеет дело с симулянтом. Однако начальство посвящать в свой диагноз не стал. Интересно ему было, что начальство само на этот счёт думает. Опытный психиатр, главврач Дома инвалидов Л.Н. Иноходцев авторитетно заявил после осмотра Громова:
– Да-с, коллега! Картина ясна, как «Полдень в Италии» Карла Павловича Брюллова.
Типичное врождённое слабоумие.
– "Вот те и здрасте! Маму вашу в госбольницу!" – усмехнулся про себя Корсаков.
Корсакова по-прежнему продолжала занимать новенькая пациентка, безымянная девочка-подросток. Найдёныш. Её, говорят, в лесу нашли. Без одежды, без документов. Хорошенькая такая цыганочка просто смуглый ангел. Вернее, муляж ангела, манекен, восковая фигура. У ребёнка явно наблюдался выраженный каталептический ступор. Поднимешь ей обе тонкие ручки вверх, так она и останется в этой позе. Словно вечно сдающийся в плен миниатюрный смуглый солдатик… За неимением собственного имени девочку записали в историю болезни, как Шаганэ. Красиво придумали. Персия. Есенин. Что-то, связанное с этим ребёнком смутно, но очень назойливо тревожило Корсакова. Но, главное, сегодня же необходимо было разобраться с наглым молодым симулянтом Громовым.
***
Георгий лежал в пустой палате на своей застеленной кровати и размышлял. Все более-менее работоспособные больные были привлечены на разные хозработы. Впрочем, Гром, как с лёгкой руки Жени Мышкина, величали его с недавних пор обитатели Дома инвалидов, мог теперь «не париться» по этому, да и по многим другим поводам. Такая вольность стала для него позволительной после недавнего инцидента с господами санитарами.
"О-о! Таинственный Гром теперь в большом авторитете у всей около медицинской шпаны, – усмехался, лёжа на кровати Георгий. – Пожалуй, не в меньшем, чем этот их расписной предводитель Хабар".
В своём «оригинальном» положении Георгий не нашёл для себя ничего лучше, чем таинственная маска то ли беглого уголовника, то ли голливудского спецагента под прикрытием. Громов не помнил, когда он успел посмотреть знаменитый линчевский сериал или прочитать книжку. Это неважно. Главное, что более всего ему пришёлся по вкусу образ Дэйла Купера из «Твин Пикса». Этот галлюцинирующий наяву красавец-офицер из ФБР весьма органично вписался в образ конченого шизофреника. И вот с этого момента, как говорится, можно и поподробнее…
Живописная картина открылась той памятной ночью Георгию. Сумрачный круглый башенный зал, насыщенный запахом хлорированной воды. Пол, выстеленный казёнными матрасами. Лежащие на них ничком, голые или обмотанные простынями мужчины. Несчастная, полураздетая больная женщина с её ужасным непрерывным бормотанием:
– Шило на мыло, шило на мыло…
Наставник Георгия Вацлав тогда был слишком занят семейными делами. Он сразу же покинул ученика, с тем, чтобы увести мстительный призрак своей жены из Яви. Подальше от опасного места. Только бы не позволить ей убивать. Не дать посмертной болезни окончательно закабалить её душу. Громов прекрасно понимал учителя и не обижался за своё нынешнее одиночество. Теперь сам, всё сам…