С погружённым в гипнотический транс вожаком работать было уже гораздо проще. Гром вытащил из Хабара всё, что возможно. И тему про его дружков и жалобы на врагов, сидящих и гулящих. Да и про местонахождение общака, который всё-таки существовал. Нашлись кандидаты и на роль беспредельщиков в кожанах. В ближнем городке Червены второй год орудовала банда отмороженного молодняка. Законников они не чтили, на воровские понятия плевали. И, вообще, давно напрашивались «на ножи». Сам же расписной вожак был поставлен смотрящим в Огневом логе положенцем из самого Львова. Смотрел вожачок, конечно, не за передачками для больных, а за подпольным борделем имени господина главного врача Иноходцева. Его элитные девочки, кроме основных древнейших занятий, были важным звеном в наркодиллерской сети. Структура эта охватывала не только областной, но и несколько районных центров. Кроме того, девицы были на короткой ножке с большинством сановных господарей из областного начальства. Особенно важна для уголовников была пара-тройка ментовских генералов. Так что Хабар считался не простым «синим», а очень серьёзным человеком в этой иерархии. Местный царёк Иноходцев ему и подмётки не годился. В камере Хабар такого дешёвого фраера даже за один стол с собой бы не пустил.
– Извиняй, Гром! Я не сразу понял, что ты непрост, – вдумчиво цедя чефир, вдвоём, за одним столом с Георгием толковал бывалый сиделец. – Ты, брателло, явно не из наших, не седелец. По ходу спецура[2] ты. Проблемы имеешь, потому в бегах. Но это не моё дело. Я тебя уважаю. Ты себя поставить умеешь, потому на любой, красной или чёрной хате[3]в авторитете будешь.
После проведённого Громовым сеанса Хабар присмирел. Он, как матёрый волк, почуял, что имеет дело с более крупным зверем. Такой «на раз» подчиняет себе чужие воли, а если надо то и ломает.
***
Громов без сна лежал в своей койке и думал о Корсакове. Георгий никак не мог подобрать подход к молодому доктору. Со своим братом интеллигентом работать оказалось не в пример сложнее. Громову, для его чудных дел необходим теперь не просто помощник и союзник, ему нужен друг. Внушение и подчинение чужой воли в этом случае не работают. От слова совсем…
Георгий повернулся набок, на соседней койке мирно почивал Женя Мышкин. Хотя судя по дыханию, дремал он не так уже и глубоко.
– Жень! Не спишь? – тихо позвал Громов приятеля.
Сыщик приоткрыл левый глаз и по-птичьи, словно хитрый попугай уставился на Грома.
– Про д-доктора этого молодого думаешь? – свистящим шёпотом осведомился Мышкин.
– А ты как догадался? – изумился Георгий.
– Так на то я и Сыщик, – усмехнулся Женя и, потянув длинным носом воздух, заметил, как бы вдогонку. – Овсянка на завтрак будет на деревенском молоке и сливочном масле. Главврач Иноходцев у нас молоток, на жратву для больных не скупится! Да и на кухне теперь не воруют. Он лично проверяет! Обож-жаю кашку! Да я, Жор, разговор ваш с доктором в кабинете подслушал. Ты прости, Жорик ничего не могу с собой сделать, болезнь у меня т-такая. Как увижу, или услышу чего-нибудь интересное, тут же следственные действия предпринимаю...
– А-а! – протянул Громов. И с нарочитым разочарованием добавил. – Тогда понятно. Ты ведь про Корсакова этого молодого всё равно ничего не знаешь.
– Я не знаю?! – возмущённо взвился Евгений. – Да это он про себя того не ведает, что я про него…
– Та-ак! – уселся на своей койке Гром. – Говори!
И Сыщик выдал крайне интересную, а главное, архи-полезную для Георгия информацию. Он поведал Грому о том, как молодой доктор метался, словно оглашенный, по клинике в ночь своего дежурства. О том, как Корсаков, зайдя в женское отделение, зачем-то принялся охранять новенькую пациентку по прозвищу Шагане. О том, как толстый Батон увёз её из-под носа уснувшего молодого врача. И как доктор, проснувшись, погнался за Батоном, настигнув его вместе с похищенной девушкой в подвале. Рассказал Мышкин и про то, как подкравшийся сзади к молодому доктору Кадаврик ударил его по затылку кирпичом и как запертый в мертвецкой доктор чудом самостоятельно выбрался из неё. И даже о том, что сам врач на тот момент оказался смертельно пьян. И про то, как Хабар впрыснул отключившемуся Корсакову в рот какую-то дрянь Сыщик тоже рассказал.
– Теперь понятно, – выслушав «показания» Мышкина, задумчиво протянул Громов. – То-то я смотрю взгляд у этого Корсакова странный, растерянный. А ему, оказывается, память о той ночи какой-то фармакологией заблокировали. Так человека можно и до психического расстройства довести. Ну, теперь мне, по крайней мере, ясно как действовать с этим доктором.