Наши парни все опытные, работают по принципу: «хорошо прожёванное почти переварено». Я после экзекуции сам проверял: психи эти, за редким исключением, мертвее мёртвых были. Ну, штук семь недобитков я лично упокоил. Последним тамошний главный мозгоправ оказался, полячишка очкастый. Живучий пшек оказался - у него пол-макушки очередью из МГ[5] снесло, а он всё своими длинными ногами сучит, будто на велосипеде педали крутит. Смешно право, вы бы видели! Ну вот! Вернулись мы на ночёвку. Благо кроватей полно в больничных палатах. В подсобках даже чистые матрасы и простыни нашлись. Что ещё нужно солдату? Красота!
Парни поужинали. Я лично проследил, чтобы каждый взвод честно заслуженного спирта по пол-литра получил. После караул проверил, ну потом и сам спать наладился. А в два часа ночи будит меня Вольдемар, мой заместитель шарфюрер Шнитке. Мы с ним земляки, баварцы из одного села. Кельхайм это, неподалёку от Регенсбурга. Может вы слышали, а господин следователь? Ох, и масло у нас сбивают! Душистое, пальчики оближешь, лучшее в Баварии.
Так точно, господин следователь! Я воль! Прошу прощения, что отвлёкся! Ну вот, будит меня Шнитке и говорит: так, мол, и так, Гюнт. Прими меры! Солдаты из второго взвода безобразничают. Нашли где-то в больнице ещё медицинского спирта, и упились до невменяемости. А после и того хуже, притащили откуда-то полудохлую бабу, и в данный конкретный момент с нею в конюшне развлекаются. Непорядок! Не по уставу! Заразятся всем взводом какой-нибудь гадостью, а нам потом отвечай.
Я спросонья разозлился на очкарика университетского Шнитке - нашёл из-за чего будить, профессор чёртов. Но деваться некуда. Оделся, да и пошёл наводить порядок в подразделении. Подхожу к сараю, а оттуда пьяное ржание. Весело лошакам! Ну, думаю, сейчас задам вам перцу! Зашёл внутрь. Солдаты меня увидели - вскочили, кто сидел. Оправились, построились. Знают: я церемониться не буду.
И только один ничего не видит и не слышит. Разложил парень бабу на соломе, залез сверху, да и пашет, как глухой вол. Ну, я его болезного стеком по голому заду и огрел. Привёл, значит, в чувство. Через минуту стоял он передо мной, как огурец, по форме и на вытяжку. А баба эта так и лежит себе молчком в соломе. На животе лежит, лицом вниз. Какая-то рваная тряпка ещё на ней, до шеи задранная, медицинский халат, похоже. Со спины то баба эта вся из себя молодая и ладная.
Любопытно мне стало, я и приказал её на спину перевернуть. А там! Зрелище то ещё! Нас-то, «призраков», ничем таким не удивишь, оно и понятно при нашей работе. Но тут труп же истерзанный! Я проверил - она холодная! Ведь если кто узнает, что «призраки»[6] мёртвых баб насилуют, позора не оберёшься! Стыд на весь Рейх! Дойдёт до самого господина оберштурмбанфюрера, тогда уж никому несдобровать!
Ну, выдал я, конечно, этим труположцам по первое число! Молчать приказал, как рыбам. Признаюсь, господин следователь, я всего лишь хотел сохранит честь батальона. А замкомвзвода оправдывается: мол, баба эта в начале дела ещё живая была, стонала даже. Она полька, Ванда, если не ошибаюсь. Врачиха по психам, жена того самого поляка очкастого, которого я парой часов раньше в овраге успокоил. Ну, я вам уже рассказывал, господин следователь про того, ха-ха, велосипедиста без макушки. Ох, простите, господин следователь, это у меня нервы ещё шалят. Ну, после того...
Её, полячку эту, дескать, в башенке, выше третьего этажа господа офицеры первыми приходовать начали. А как закончили, выползла она на крышу - и оттуда вниз головой. Да угодила на кучу старых матрасов, выброшенных из окон, потому до смерти не расшиблась. Тут-то её солдаты и подобрали... Короче говоря, приказал я эту польскую семейку, хе-хе, воссоединить. Труп Ванды унести к её мужу, в овраг, да прикопать там как следует, чтобы никакой антисанитарии.
Солдатам с утра добрую разборку с нарядами и гауптвахтами пообещал. После отправился досыпать, господин следователь. Проснулся, когда под утро пальба началась. Я вначале подумал, что это партизаны напали, или десант русских диверсантов высадился. Выскочил наружу - а там такой страх! У главного входа стоит и глядит на меня в упор упокоенный мной профессор, муж этой самой Ванды, затраханной нашими парнями. Стоит, господин следователь, этот чёртов пшек, весь землёй перепачканный, и смотрит. А у самого мало, что полголовы нет, так ещё и в переносице дырка от моей пули...
Справка вторая.
Личные показания шарфюрера СС Вольдемара Шнитке
Машинописная (устно-дословная) форма протокола допроса