Луна. Огромно, невиданно велико ночное светило. Необычен, незнаком, непривычно ровен и чист его лик. Никаких больших, заметных из Яви, с Земли кратеров, лишь маленькое пятнышко слева вверху.
"Обратная сторона!" – вспыхивает в голове Грома знание. Оно пришло откуда-то из глубин, глубоких подвалов потаённой памяти.
Незнакомая Луна посылает на землю щедрые, но какие-то разрозненные, дроблёные триллионополосные лучи. Как будто выбрасывает из своих недр тончайшую бледно-синюю паутину. Ночное светило, словно окутывает этими нитями всё, чего они достигают. Высотные безликие в своей одинаковости дома, прямые, переходящие в широкие проспекты улицы. Жуткий, безлюдный, призрачный, затопленный мерцающей синевой город.
Но нет… не безлюдный. Вот скользят из одинаковых подъездных прямоугольников серо-голубые тени. Шорох и шелест. Люди. По улицам идут люди. Неотличимые, серо-голубые одежды, серо-голубые лица. Да и лица ли это? Черты размыты, полоски ртов, кругляши глаз. У каждого странная крупная родинка над левой глазной впадиной, над призрачной чёрточкой серо-голубой брови. Лунная родинка. Словно маленький кратер на призрачном лике Луны над их головами.
Парад жутких луноликих близнецов. Сомнамбулы. Каждый сам по себе. Каждый внутри самого себя. Нет общения. Есть лишь желание обойти, не встретится тем, что должно быть глазами с другой сомнамбулой.
Очереди, длинные аккуратные очереди.
"Куда? Зачем?"
Большие, бездонные прямоугольные провалы по краям улиц. Они расположены через равные промежутки расстояний. Лунные люди по одному спускаются, исчезают в этих серо-голубых провалах.
"Надо!".
"Метро? Сомнамбулы едут на работу? Близнецы с лунными родинками спешат в свои серо-голубые офисы?"..
–Умоляю! Умоляю! – шелестит за спиной Грома. Голос умирающего человека. Голос Корсакова.
Сергей сидит на земле, прислонившись спиной к серо-голубой стене высотного дома. Торчат вверх острые треугольники согнутых в коленях ног. Лицо зажато в ладонях. Он едва связно бубнит сквозь защищающие глаза, рот и нос кисти рук. Доктор прячет лицо от Луны. От её бессчётной всепроникающей призрачно-мерцающей паутины.
– Умоляю! – шепчет, шелестит сквозь прижатые к лицу руки Сергей. – Прошу, уведи меня отсюда! Или убей!
Глава четвёртая. «Русский реаниматор»
Глава четвёртая.
«Русский реаниматор»
– Сколько букв, сколько пауз, сколько восклицательных и вопросительных знаков надо употребить, страшный вы человек, чтобы описать пережитое прошлой ночью? Как мне теперь снова поверить в свой здравый рассудок? В то, что я это я. Вот этот стол, только стол. А…
– А совы не то, чем они кажутся! – перебил Корсакова, начинающий уже не на шутку злиться Громов. – Будьте же вы мужчиной, Сергей! Кто из нас двоих врач? Примите успокоительное, что ли!
– Да пожалуй, – опустив плечи, сник Корсаков. – Я сейчас устроил пошлейшую дамскую истерику! А как бы вы повели себя на моём месте?
– Я-то? – на миг задумался Громов. – Ну, для начала начистил физиономию мерзавцу-гипнотизёру, а потом спросил: «Что он хочет? Зачем пытается мной манипулировать?» – Даже странно, доктор, что вы ничего подобного не сделали…
Корсаков сидел за столом в своём кабинете, обхватив руками взъерошенную голову. Он поднял на Громова красные, воспалённые глаза и раздражённо парировал:
– Я, как вы изволили заметить, врач-психиатр. Приёмами эриксоновского гипноза, в отличие от многих своих коллег, владею прилично. И можете мне поверить! Ни один, даже самый изощрённый суггестор[1] не в состоянии внушить кому-либо столь всеобъемлющие, реалистичные галлюцинации. Тоже можно сказать о наркотических препаратах. Кстати, я и алкоголь-то плохо переношу, а уж галлюциногены, причём все, без исключения, вызывают у моего организма стойкое отторжение.
Доктор притих. Затем, после короткой паузы, он тяжко вздохнул и едва слышно продолжил: Впрочем, я сейчас противоречу себе. То место, где мы вчера побывали, было действительностью. Дикой, невозможной, но реальностью. Полагаю, что подобные места именуют потусторонними…
– Всё верно! Именно так, потусторонними, – виновато вздохнув, согласился с Корсаковым Георгий.
– Сейчас я должен остаться один, – обессилено прошептал доктор. – Мне необходимо время, чтобы смириться с этой новой данностью…
***
"А не послать ли всё к чёрту!" – тоскливо размышлял Корсаков.
Доктор остался в кабинете один. Он поставил локти на стол, обхватил свою несчастную голову бледными длинными пальцами и мысленно заканючил:
"Не желаю знать! Ничего не желаю знать! Ни странников из Посмертья! Ни этой вашей вечной борьбы между Светом и Тенью! И особенно не хочу ещё раз пережить этот лунный кошмар из прошлой ночи… Вот сейчас всё брошу, вернусь в свою готическую квартирку и опустошу заветный графинчик из буфета. После закушу целым лимончиком и упаду в постель. Буду спать, спать и спать. Когда же проснусь, весь этот бред испарится подобно белогорячечной галлюцинации!"