– Дяденька, не надо! – шепчет малец белыми, трясущимися от смертного ужаса губами.
Бородач деловито примеряется, сверкает сталь. Алая кровь брызжет на красный шёлк.
"Хороший цвет у моей рубахи. Барашков резать удобно. Простирнул в речке и как новая", – читается в глазах горца ленивая, спокойная мысль.
Беседующий со стариком вальяжный барин, снисходительно улыбнувшись, машет в сторону весёлой компании рукой. Дескать:
"Молодёжь, что с них возьмёшь?!"
Это весьма холёный тип. Барин. Лет ему не больше сорока пяти. Видно, что мужчина следит за собой. Лицо смуглое гладкое, с приятной пухлостью и чисто выбритое. Брови чёрные, тонкие, подбритые, подщипанные, как у девицы. Черты лица даже смазливые. Он похож на какого-то индийского киноактёра. Раджа Капура, что ли? Правда, вместо глаз у этого Раджа какие-то чёрные, грозящие смертью отверстия. Как два револьверных ствола. А губы чувственные, алые, словно он только клубникой полакомился.
Никаких странных картин за спиной этого человека Громов не наблюдает. Впрочем, этого и не нужно. Георгий и так вполне понимает кто, вернее, что перед ним.
"Это Хозяин! Главарь! Но он не человек... – мелькают в голове Грома тревожные мысли. – Это неизмеримо страшнее и опаснее. Оно… исчадие! То ли тысячелетний молодящийся упырь, то ли молодой тщеславный вурдалак. Хотя, один хрен! Сути не меняет. Тварь!"
Красногубый, словно услышав мысли Георгия, бросает в его сторону опасный, острый, как тюремная заточка взгляд. Его седой собеседник оборачивается к стоящему неподалёку качку и что-то произносит.
Откуда-то из полутёмного закулисья появляется Хабар. Огнелоговский бугор не похож на самого себя. Идёт на зов своего Хозяина чуть ли не на цыпочках. «На цырлах», как говорят уголовники. Тонкие губы Хабара непривычно змеятся в угодливой улыбке.
– Здрас-сте, Рустам Ахматович! – чуть ли не в пояс кланяется вожак санитаров седому вору. На его барственного собеседника, не смея с ним даже поздороваться, он лишь почтительно, словно пугливый конь, косится.
Громов сидит далеко. Он не должен слышать, о чём говорят воры. Но… он слышит!
– И тебе, Хабар не хворать! – отвечает старик и кивает в сторону столика Громова и Мышкина.
– Ну что, Хабарик? Вэди уже сюда своего чудного фраерка. – Неожиданно, с заметным то ли кавказским, то ли восточным акцентом вклинивается в их разговор Хозяин.
Нарочно, не глядя в сторону Громова, он с показным равнодушием добавляет в спину, поспешающего выполнит его указание Хабара:
– Познакомимся любопытства для с твоим залэтным. Забавно будет взглянуть на этого Джеймс Бонда из дурдома?
[1] Тонзура – выбритое место на макушке. Знак принадлежности к католическому духовенству. Символ отречения от мирских соблазнов.
Глава восьмая «Гром сегодня утихнет» Гитлерюгенд под нашей психушкой
Глава восьмая
«Гром сегодня утихнет», или "Гитлерюгенд под нашей психушкой"
– Правий ножка, нох айн маль[1]! Левий ножка, нох айн маль! – командует звонкий мальчишеский голос.
Корсаков приоткрыл глаза. Затылок просто разносило от боли. Длинная трубка лампы на потолке дрожала и двоилась. К горлу приступами, то и дело подкатывала необоримая тошнота. Доктор с опаской ощупал свою бедную, ушибленную голову. Кто-то гуманный вполне профессионально наложил на неё тугую повязку.
"Сотрясение мозга, не менее средней тяжести, – поставил себе диагноз Сергей. – И ведь опять досталось моему бедному затылку… Всего месяц назад меня по затылку шарахнули и в морг живьём упекли, и вот опять"…
Корсаков провёл рукой по шершавой поверхности под собой. В нос ударил резкий, знакомый со школьных лет запах пота и прорезиненого брезента.
"Физкультурный мат", – вяло констатировали сотрясённые мозги молодого доктора.
Он с трудом повернул голову набок и почти уткнулся носом в брусья шведской стенки.
– Више, више! Ещё више ножка, meine Prinzessin![2] – вновь заорал неведомый несносный мальчишка.
Корсакову ничего не оставалось, как повернуть голову на голос.
Посреди светлого просторного зала стояли в ряд голые люди. Молодые бородатые бледнокожие мужчины и три женщины.
"Вот дьявол! Это же мои анабиозники! – с ужасом опознал голую толпу Сергей. – Весь, якобы спящий, персонал лаборатории! В полном составе!"
Командовал этим немыслимым нудистким парадом не менее невероятный субъект. Вернее, субъектик. Белобрысый, лет двенадцати мальчишка. Одет он был во что-то смутно знакомое. Чёрные шорты до колен, коричневые гольфы, того же цвета рубашка с накладными карманами и закатанными рукавами. На шее чёрный галстук. Подросток увлечённо размахивал чем-то вроде стека. Хотя нет, это была обычная белая пластмассовая указка.