– А я смотрю, ты залётный, людишек, как открытые книжки читаешь? – раздался вдруг в голове Георгия чей-то, с глумливыми интонациями голос.
Меж тем, никто из находящихся рядом людей, молчания не нарушал. Не открывал рта хмурый Рустам. Беззвучно продолжал ухмыляться Хан. Почтительно помалкивал, чуть ли не навытяжку стоящий неподалёку Хабар.
– "А ведь это голос Хана! – дошло, наконец, до Громова. – И он звучит у меня в голове… Вот чёрт! И ведь мне такой фокус знаком! – вспомнил Георгий. – Именно так я общался в Посмертье. Эта штука не что иное, как широко известная, не признанная наукой телепатия"…
– Ну да! Я это умею, – подтвердил догадку Грома голос Хана. – А вот, ты, откуда такой Вольф Мессинг[6] нарисовался?
На вопрос уголовника-телепата Громов отвечать не торопился. Более того, он сам попытался «залезть» в набриолиненную голову Хозяина этого сходняка. Однако там Георгий наткнулся на такое непроницаемое багрово-чёрное марево, что поневоле отказался от своей затеи. Тем не менее Хан эту его попытку немедленно почувствовал.
Главарь стёр с лица ухмылку. Он грозно привстал с места и, наклонившись над столом, без всякой телепатии злобно зашипел:
– Ты куда лезешь, сявка борзая?! Да я таких вундеркиндиков на завтрак с хреном кушаю!
На Громова вдруг нахлынула нежданная ледяная волна. Какая-то смесь омерзения и ненависти к этому тёмному насквозь существу. Хан тут же «прочитал» тёплые чувства Грома. И, кажется, по достоинству оценил их.
Вор холёными руками поправил зализанные назад волосы. Он уселся на место и холодно, не глядя на Георгия, произнёс:
– Слушай сюда! Как там тебя, Гром! Я твоих дел не знаю и знать не хочу. Но и ты в мои не лезь. Предлагаю разойтись краями. У тебя, фраер, сутки, чтобы исчезнуть. Чтобы не то что в Огневом логе, а в стране этой духу твоего не было. Повторять не собираюсь…
"Между прочим, восточный акцент из его речи пропал! Как не бывало!" – автоматически отметил про себя Георгий.
Сидящий рядом с Ханом Рустам, явно одобряя слова главаря, с глубоким удовлетворением кивнул.
– Хабар! Проводи гостей! – не поворачиваясь, бросил он, стоящему за его спиной, главарю санитаров.
Не дожидаясь провожатых, Гром встал и, прихватив ничего не понимающего, перепуганного Мышкина, покинул воровской сходняк.
– Думаешь, Хан, это залётный всё понял? – повернувшись к главарю, негромко поинтересовался Рустам.
– Понял, не понял? Думаешь, я его просто так отпущу? – сквозь зубы процедил Хан.
– Добро! Я распоряжусь, – кивнул старый законник.
Криво усмехнувшись, Хан отрицательно покачал головой:
– Нэкоторые вещи, Рустамчик, нужно дэлать лично. Этот Гром сэгодня жэ утихнэт. А я, пожалуй, тоже откланяюсь.
***
Корсаков очнулся от рези в глазах. Кто-то негуманный направил прямо в его зрачки яркий луч света. Чьи-то, знающие медицинское дело руки приподняли голову Сергея и принялись ощупывать ушибленный, пульсирующий болью затылок. Судя по всему, из спортзала его вынесли бесчувственным. Теперь он лежал в неизвестной комнате на кушетке.
– Молодец Симона. Мозгов не имеет, зато навыков не утратила, – прозвучал знакомый голос. – Повязку нашему неуклюжему доктору наложила идеально. Ничего страшного с его головой! Она у него крепкая, как тульский самовар! Русские в таких случаях говорят, «До свадьбы доживёт!»
"Зингер!" – опознал человека по голосу Сергей.
– Заживёт, гэрр Питэр! – поправил Петра Генриховича некто незнакомый. – А крэпкие в Туле нэ самовары, а просрочэнные пряники…
Этот некто был, похоже, южных кровей. Он говорил с заметным, то ли кавказским, то ли восточным акцентом. Южанин экал, а буква Ж звучала у него мягко и больше походила на Щ.
– Что? – рассеянно переспросил Зингер.
– Правильно говорить: «До свадьбы заживёт».
– Ну, вам виднее, Борис Арханидович! – с хорошо слышной иронией отреагировал на поправку немец.
– Хм! Сколько мы знакомы, герр Питер, а вы всё та же язва! – хмыкнул южанин с паучьим отчеством. – Совершенно не измэнились за последние пол столетия. И, кстати! Какого шайтана вы называете меня по имени при этом русском? Вы лучше поясните, Зингер. Зачем вы впутали его в наши дэла?
– Чёрт вас побери, господин умник! У меня что, был выбор? – раздражился вдруг Зингер. – Этот болван Иноходцев чуть было не угробил Симону. А молодой доктор её спас. И всё потому, что этот ваш тёзка русского графа такой же врач, как я литератор. Потеряв Симону, мы бы лишились последней возможности продолжить работу с вита-излучателем…
– О-о! Он ещё и огрызается!– издал южанин что-то вроде стона человека, измученного бесконечным ожиданием.– Не вы ли, чёртов Макропулос[7], совсем недавно уверяли меня, что ещё немного и ваш огнелоговский излучатель заработает. А я имел глупость доложить об этом нашим спонсорам. Вы хоть понимаете, о каких астрономических суммах идёт речь? Это миллиарды, триллионы в пэрспэктиве!