– Сейчас очередь Вацлава. Ну, своего наставника-то не обидишь! А потом, за стариком и ты. Заодно и уймёшься!
– Что и Вацлав с ней! Мерзость какая, – забывшись, вслух прошептал Гром.
– Да ладно! Успокойся! – мощной ладонью похлопал его по спине, сидящий рядом на тюке Мумба. – А Вацлав что? – с искренним недоумением осведомился чёрный великан. – Ты как думал? Раз он твой наставник, то не мужчина? Он хоть старый и мёртвый, но тоже хочет! Жена-то у него совсем дохлая… А тут даром дают... Так всегда происходит в посмертное новолуние. У волчицы большая течка. Один её удовлетворить не может. Поэтому она зовёт всех, оказавшихся вблизи самцов…
К горлу странника подступала неудержимая тошнота. Он упал с тюка на колени и принялся рвать в пустоту нутряным воздухом. Эта пытка могла продолжаться мучительно долго. Но к счастью, Гром вскоре провалился в беспросветно-чёрную мглу.
– Шайзе! – раздался в этом чёрном ничто странно знакомый возглас.
Гром, будто увидел себя со стороны. Он ничком, раскинув руки, лежал на сером песчаном полу Логова.
– Как ты здесь оказался, сынок? – услышал он над собой, чью-то, срывающуюся на фальцет паническую мысль.
Кто-то плеснул ему в лицо горсть невыносимо ледяной воды. Гром машинально утёрся рукой и открыл глаза. Над ним склонилось встревоженное лицо наставника. Вацлав помог ученику подняться и усадил на ближайший тюк волчьей шерсти. Гром с ужасом покосился на своего бывшего учителя. Тот выглядел дико. Словно переодевшийся неандертальцем, сошедший с ума профессор. Тощий и бледнокожий мужчина с академической бородкой и в пенсне. Прямо на голое тело натянута какая-то потёртая рыжая клочковатая шкура.
"И здесь в Посмертье всё та же психушка!" – мелькнула в несчастной голове Грома отчаянная мысль.
Тяжко вздохнув, наставник присел рядом с учеником и горестно покачал головой:
– Это Тунгр знает что такое! Ты не должен, ни при каких обстоятельствах не должен был видеть, того, что застал сейчас в Логове!
– Так я вас с Мирой застал! – в отчаянной злобе воскликнул вслух Георгий. – С тобой, а заодно с её собственным сыном в качестве сутенёра! Ах, какая досада!
– Ты рассуждаешь, словно малолетний ребёнок, не вовремя вошедший в спальню родителей, – с раздражением, так же вслух, отмахнулся от него Вацлав.
Кто-то, подошедший сзади, положил на плечи Грома горячие ладони.
– Знаешь, малыш, как говорят в таких случаях, у вас в Яви? – услышал странник всё ещё любимый, до сердечных спазм дорогой ему женский голос.
Мирра убрала руки с плеч Грома и обошла шерстяной тюк, на котором сидели Вацлав и Георгий. Волчица, в своём человечьем обличье, оказалась совершенно нагой. Как это уже не раз бывало, одеждой женщине служили лишь её роскошные, до пят, серебристые густые волосы. Мирра присела на тюк шерсти рядом с Громом со свободной стороны. Георгий оказался зажат между голой любовницей и не слишком одетым Вацлавом. Кровь негодования и стыда ударила ему в голову. Странник попытался вскочить, но, сидящие по бокам наставник с наставницей удержали его.
– Так вот, любимый! – с интонациями терпеливой учительницы продолжила волчица. – У вас в Яви в таких случаях говорят: Подрастёшь, поймешь!
– Здесь в Посмертье не работают явные, придуманные для элементарного выживания полудикого человеческого стада нравственные законы, – поддержал её Вацлав. – У нас здесь, мой мальчик, царствует истинная свобода!
Мирра поднялась с места и, схватив Грома за руку, потянула его за собой.
– Идём, малыш! Я тебя успокою! А потом ты узнаешь о себе всё, что мы до сих пор от тебя скрывали…– склонившись к уху странника, горячо прошептала она.
Георгий захотел вырвать свою ладонь из рук волчицы, но наткнулся на пристальный взгляд её огромных зелёных глаз. Парализующее безволие овладело его душой и телом. Странник поднялся и обречённо побрёл к остро пахнущей псиной, мускусом и сырым каштаном волчьей лёжке...
* * *
Настойчивый голос Вацлава, доносящийся глухо, словно издалека, привел Громова в чувство:
– Очнись, Георгий! Пожалуйста, очнись!
Открыв глаза, Громов увидел обеспокоенное лицо наставника, склонившегося над ним. Георгий захотел коснуться своего лица. Однако его рука, облачённая в серебристую перчатку, лишь беспомощно скользнула по прозрачному плексигласу. С трудом приподняв голову, Громов обнаружил себя полулежащим в том самом кресле, куда поместил его Зингер. К тому же, как и прежде, Георгий находился внутри скафандра, лишившего его свободы.
– Слушай меня, сынок! До тех пор, пока ты не освободишься от этих чёртовых доспехов, – глядя прямо в глаза Георгию, профессор ладонью похлопал по жёсткой пластиковой макушке гермошлема, – до этих самых пор наш общий враг Зингер сможет внушать тебе свою фальшивую реальность. Это касается обоих наших с тобой миров – и Яви, и Посмертья.