Выехав за ворота, Марий пустил Стрыгу ходкой рысью, доверив лошади выбирать путь. И как-то само получилось, что они добрались до Каменки – городка в седмице пути от Червена.
Марий любил Каменку. Она напоминала ему цыганку в пестрых юбках, звенящую позолоченными браслетами и зазывно сверкающую черными глазами. Оглянуться не успеешь, как налетит, закрутит-заворожит, вцепится в руку и втянет в круг, очерченный светом костра. И проснешься наутро, распоясанный, взъерошенный, босоногий, возле остывающих углей в чистом поле. А дышаться почему-то будет легко и пьяно, так, словно все печали и горести вместе с вещами исчезли.
Этот городок совсем не похож был на крепко сбитое и твердо стоящее на земле Приречье. То было надежное и устойчивое, как воин, вернувшийся домой из-за старости, но не потерявший ни сноровки, ни телесной силы. Да, было дело…
Марий усмехнулся воспоминаниям и поднял голову, разглядывая двухэтажное здание с крутящимися на теплом ветру флюгерами в виде кораблей. «Золотая ладья» – так звалась корчма, куда держал путь огненосец. Сейчас, по темноте, было не так заметно, а при дневном свете бревна, из которых была выложена корчма, и впрямь чуть сияли, точно медом облитые. Хозяин секрет не раскрывал, но как-то обмолвился, что причиной была краска с островов Ущербной Луны – редкая и безмерно дорогая. Помимо красоты, она еще и защищала дерево от вредителей и ненастья.
Болотник привязал Стрыгу к коновязи и потянул ее за уздцы, удерживая взглядом бархатистые карие очи в обрамлении густых ресниц:
– Смотри не балуй. Конюших не кусай, захочешь зубы поточить – точи о бревно. Будешь хорошо себя вести, куплю тебе окорок.
Худенький мальчишка, ходящий за лошадьми, отшатнулся, услышав наказ дейваса, но Марий убедил его, что Стрыга, несмотря на кличку и любовь к мясному, людей не ест. Так… надкусывает иногда.
Впрочем, последние слова он добавил мысленно.
Марий кивнул подпирающему стену вышибале, удостоился неохотного приветственного кивка и оценивающего взгляда и, наконец, окунулся в долгожданную прохладу, пропахшую солодом, хлебом и теплым духом специй. Переливчато звякнул ловец ветра, потревоженный сквозняком.
– Перкунасова борода! А я уж было решил, что глаза меня обманывают. Так и сказал себе: «Слад, ты постарел или выпил слишком много пива, раз видишь то, чего быть никак не может». Никогда так не радовался своей ошибке. Сам пан Болотник решил заглянуть в наше захолустье! Какими судьбами, о вельможный?
Слад Пивовар, хозяин «Золотой ладьи», спешащий навстречу дейвасу, был таким же дородным, как его вышибала. Вдобавок солидности ему добавляла густая борода соломенного цвета, сейчас заботливо заплетенная в две косицы на манер северного народа караалов. Поговаривали, что Пивовар, получивший второе именование уже в зрелом возрасте, пришел из-за Белых гор, босой, грязный и заросший волосами до самых глаз. Прибился к храму Сауле, где его отмыли и подлечили и дали имя Слад за то, что он мог поладить с кем угодно. Так и жил приблудыш при храме, помогая жрицам по хозяйству. А так как парень был видный, то сошелся с одной из них, и стали молодые вместе жить.
И вот однажды, на ежегодной ярмарке, он пришел в торговые ряды и выставил на скамеечке жбан пива, предлагая всем по ковшику всего за одну медную монетку. Поначалу Слада обходили стороной, не доверяя хоть и мирному, а все же чужаку. Но жара и безветрие сделали свое дело – один за другим потянулись люди за питьем. Вот только едва попробовав, теряли дар речи – до того оказалось пиво хорошо!
Слух о сказочном пивоваре быстро разошелся по всему Беловодью, и со всех его краев стали стекаться любопытствующие, желающие попробовать дивный напиток, а то и секрет разузнать. Так и разбогател Слад, получивший второе именование Пивовар. Отстроил корчму и только было собрался дать ей имя, как случилось горе – его возлюбленная заболела неизвестной хворью и всего за несколько дней сгорела от лихорадки, которая позже прокатилась по Каменке, собирая дань из людских жизней.
Откуда пришла болезнь, никто не знал. Но вся Каменка в едином порыве встала на защиту своих жителей.
Слад день и ночь вместе с другими, кто мог стоять на ногах, обходил дома с заболевшими, кормил и обтирал их, помогал по хозяйству, поддерживал как умел. Он отдал свою новенькую корчму под приют тем, за кем присмотр требовался днем и ночью. Слад говорил, что делает это в память о погибшей жене. Позже, когда все закончилось, из корчмы сделали Болезный дом – место, где людей лечили знахари, а позже и возвратившиеся в Беловодье лаумы. В Болезном доме любой мог попросить о помощи. А Сладу всем городом отстроили новую корчму, которую он назвал «Золотой ладьей» – потому что его возлюбленная была родом с побережья Золотого моря.