– Ну, – спросил он, – понял?
– Это было просто… до мурашек! – не находил я слов.
– Это тебе для примера. Запомни своё состояние и постарайся теперь сам.
Я послушался моего странного наставника, которого теперь захотелось слушаться ещё больше. Бледненько представил в груди оранжевый свет, расправил лёгкие, чтобы он глубже растёкся в них и проник в каждую маленькую альвеолку. Позволил ему затеплиться внутри.
– Продолжай. Твой ум должен привыкнуть так воспринимать тело. А тело – так питаться, – поддерживал меня голос карлика снаружи.
С каждым вдохом я всё больше увлекался своим маленьким экспериментом и стал настолько сосредоточен, что внешнее отступало всё дальше, за пределы чувств.
Прошло достаточно много времени, когда я, наконец, открыл глаза во внешнюю темноту. В ней никого не было.
– Эй, – осторожно позвал.
Но ответа не услышал. Моё наваждение исчезло.
Потом я так захотел спать, что не стал разбираться, в чём тут причина. Закрыл глаза и тут же уснул.
А когда проснулся, в щель двери уже затекал ко мне бледный свет утра. Голова моя, вопреки сопливой традиции, не болела.
Я встал, умылся. Прибрал за собой диван. И тут с улицы постучали.
Спозаранку пораньше явился босс, – бизнес не давал сладко спать по утрам.
Сразу с порога затребовал отчёт об охраняемом мною имуществе. Я кратко изложил:
– Всё нормально, – и улыбнулся.
– А что улыбаемся? – замер он, глядя на меня.
– Да, просто так. Хорошо, вот и улыбаюсь.
– А-а. Ну, ты так сильно не показывай это, а то подумают чего-нибудь не того, – то ли заботливо, то ли с угрозой протянул он.
– Ладно, – я убрал улыбку с лица и пошёл к выходу. – До свидания.
– Ага, – послышалось за моей спиной.
Я всё-таки не удержался и опять расплылся в довольной ухмылке. Толкнул железо двери. Шагнул навстречу лёгкому морозцу.
А там – последние деньки февраля. Ледяная дымка в небе между высоток у горизонта бледно расцвечивалась утренней желтизной. Сухой воздух ластится к тёплой щеке, радостный от встречи. Я позволил себе глубоко вдохнуть, остановившись тут же на крыльце. Оглянулся.
– Ну, хорошо же! – вслух прошептал я февралю и зашагал в сторону общаги.
Так, ещё целую неделю я дисциплинировано практиковал, колдуя над телом. Получаться стало лучше, тело уже само просило цвет, которым хотело сегодня питаться: оранжевый, алый, золотой. Головную боль я успокаивал голубым, а сопли усмирял сиреневым.
И чувствовать себя стал лучше. Легче что ли, свободнее.
И в первую очередь, внутренне. Вот так, медленно вдохнёшь воздух в лёгкие, а с ним – мягкую тонкую струйку любви. Она защекотит, заискрит. И растеплится, стекая к груди, а в ответ ей оттуда что-то расцветает. А ты замираешь, как при рождении нового себя в мир. Окутываешь его оттенками своей радости, украшаешь новым цветом и растишь с терпением садовника.
С каждым разом тепло растёт, тело вибрирует всё тоньше, а дыхание – осторожнее. Лишь незримый трепет внутренних струн. И такая радость поднимается навстречу жизни, какую и не ждал. Такое новое знание о себе самом, себе в мире. И ещё – о мире в себе.
Растворяя боль, уныние, страхи и обречённость на несчастье.
Одно слово: благость.
В один из вечеров, сидя перед сном на старом диване в душном закутке охраняемого мною помещения, я тихо прошептал:
– Спасибо.
Это было сознательно сказано моему незримому нынче наваждению. И вдруг услышал слева от себя:
– Пожалуйста.
Открыл глаза, увидел сиреневое, всполохами ясного пурпура, свечение, в котором мой ворчливый наставник теперь улыбался мне.
– Привет.
– Привет.
– У меня вроде получается. Чувствую себя лучше, – сказал я.
– Я вижу.
Помолчали. Потом я усмехнулся:
– Это может значить, что ты всё-таки не глюк.
– А я что говорил тебе, – как будто вновь сердясь, пробасил карлик. – Но, в конечном счёте, это всё не важно. Результат главнее.
– Как тебя звать-то? Скажи всё-таки.
– Я из рода Огневитов, но ты, кажется, и не знал этого. А имён мне много, каждый сам придумывает, как хочет звать. Главное для нас, огневитов, чтобы восстановить гармонию в этом мире. Такой, какая она изначально была. И показать путь некоторым из ваших. Потому что без людей это невозможно. Слишком сильна их вера, чтобы мир становился таким, каким они хотят его видеть.
– Прямо, каким мы хотим? – удивился я.
– А разве ты не видишь? Присмотрись, каким вы делаете его.
Я промолчал. Огневит был прав. Человек все силы употребит для своих целей, чтобы только самоутвердиться в мире. Весь мир с ног на голову перевернёт.