— Еще бы!
— Ну а уверен он, что, только сунемся на пригорок — прямо на глаза ему, — он моментально увидит нас?
— Фу-ты! Да, понятно, уверен!
— Ну вот, — заключил Кашин, — значит, вот здесь он меньше всего и будет нас ждать. Откуда угодно будет ждать, а отсюда — нет. А мы и пойдем как раз здесь!
— Мать честная! — ахнул Вахолков. — Здесь?!
— Только здесь.
— Это ж надо быть невидимкой!
— Разведчиком надо быть, — поправил Кашин.
Около полуночи стало особенно темно. Тяжелые облака закрывали небо. В это время группа Кашина двинулась в путь. Совершенно бесшумно, не сделав ни одного всплеска, разведчики перешли речку, осторожно пробрались сквозь кусты. А потом, сливаясь с землей, затаив дыхание, поползли на пригорок.
Николай Кибальник в эту минуту зорко смотрел вправо: больше всего он ждал, что разведчики подползут именно отсюда. Он не успел крикнуть, когда они бросились на него. Ему сразу заткнули рот полотенцем. Он здорово, по-настоящему отбивался, одному разведчику даже разбил нос. Но его потащили. У речки он забился особенно яростно и, задыхаясь, стал беззвучно кричать:
— В воду! Не надо! Измочите!
— Нет, Коля, — поняв его, ласково, сказал Федор Кашин. — По всем правилам. Уговор был такой...
Так учатся молодые разведчики в подразделении, где командиром тов. Нестеренко. Это будут хорошие разведчики.
Июнь 1943 г.
Школа Кабдулова
Солнце упало в березняк и долго висело низко над землей, точно зацепилось где-то за сук. Его можно было сорвать рукой.
Дневные дела были закончены. Отдыхая, прославленный снайпер гвардии сержант Абдукалык Кабдулов сидел под березой. Солнце ярко освещало его сухощавое смуглое лицо. Вокруг сидели его ученики. Двое из них — Ситкаров и Позднышев — уже побывали на переднем крае и имеют личные счета мести. Все остальные — новички, только изучают снайперское дело.
— Ну вот, обучение закончили, — заговорил Яков Чусовитин. — Закончили отлично. Благодарности, братцы, зря не раздают! Стреляем метко. Ну а мне все же хочется точнее узнать: что нужно, чтобы стать хор-рошим снайпером?
Усмехаясь, Кабдулов ответил:
— Ненависти побольше.
— Ненависти-то у нас хватит! — возразил Чусовитин. — Ее у каждого — хоть из орудия стреляй.
— Ну, тогда любовь к делу.
— Вот это похоже!
— Надо крепко, очень крепко любить свое искусство, — заговорил Кабдулов. — К нему нужно иметь особую страсть. Не хвастаясь, скажу: у меня давно появилась она. Не давала она мне никакого покоя!
— Охотничал раньше, что ли?
— Э-э, еще как!
Кабдулов вздохнул и продолжал:
— Только мне не везло сначала. Попал я в конники. Начал служить, а сам чувствую: тянет на другое дело. Раздобыл снайперскую винтовку и давай скакать с ней! Но вскоре меня ранило. Потащился в санбат, а винтовку не бросаю. Но в санбате — беда: отобрали ее!
— Врачи, они такие!
— Никакого понятия! Слушать не хотят. Отобрали — и все! — продолжал Кабдулов. — Вырвался я от них и попал в запасной. Тут опять не повезло: зачислили в минометчики. Хоть реви! Иду на фронт с трубой, а навстречу — раненый снайпер с винтовкой. Я к нему: «Отдай, добром поминать буду!» Не отдает, — дескать, должен сдать куда следует. Я чуть не на колени перед ним: «Отдай, дружище! Расписку напишу!» Смилостивился парень. Написал я ему расписку и забрал винтовку. Иду с ней и земли под ногами не чую от радости! Вот как тянуло меня снайперское дело. Скажу прямо: тот не может стать хорошим снайпером, кто относится к нему с прохладцей. Надо горячо любить его!
— Вот и я оставил автомат, — заметил Нестерюков. — У меня с ним дело шло хорошо. С ним я вот и орден заслужил. Ну, потянуло к винтовке. Так потянуло — загорелось во мне все! Не дождусь, когда выйду с ней!
Петр Коробицын вставил свое:
— Лиха беда — начало! Вот что!
— Да, — согласился Кабдулов, — самое трудное — начало. Помню, вышел я первый раз, залег...
— А где залег?
— Был там пустой блиндаж, — ответил Кабдулов. — Фашисты знали, что он заброшен. Выбрал я огневую удачно. Просидел два часа. Вдруг вижу — вышел гитлеровец из блиндажа. Подпустил я его метров на двадцать — и трахнул! Сразу убил. Опять жду. Как думал, так и получилось: кинулся вскоре к убитому один фашист. Я и этого стукнул. Гляжу — с другой стороны еще один бежит. Ударил раз — промазал! Ударил второй — промазал!
— Это почему же?
— Заволновался! От непривычки да от радости.
Молодые снайперы с большим интересом слушали рассказ своего учителя. Подошли еще бойцы, присвой под березой.
— Это с каждым из вас может быть, — пояснил Кабдулов, — этого не бойтесь. На второй день уже спокойнее будете стрелять, на третий — еще спокойнее. Нужна привычка.
— Сколько же убил за первый день?
— Четырех!
— А потом как?
— Понравился мне этот пустой блиндаж. Раз, думаю, здесь такая удача — буду сюда ходить. До двадцати немцев убил из него. А на пятый день пришел — меня едва не убили.
— Обнаружили?
— Ну конечно! Такую ошибку, — продолжал Кабдулов, — допускают многие молодые снайперы. Понравится им одна огневая, они и сидят только на ней. Глядишь, и выходят из строя. Огневые нужно менять как можно чаще. Это твердо запомните. И зря с них не надо стрелять. Если выстрелил — должен убить. Нет цели — день лежи, а зря не стреляй.
Еще раз закурили. Уже вечерело, но разговор не прекращался. Зашла наконец речь о снайперской хитрости. И опять Кабдулов поведал много интересного и поучительного из своего опыта.
— Хитрить надо умеючи, — сказал он. — Хитрость хороша, когда ее применишь один раз. Лучше всего надо придумывать что-нибудь очень простое и неожиданное. У меня был такой случай. Тогда я уже охотился вместе со своим первым учеником — Кульневым. Взял я простой рожок да и заиграл! Фашисты очень удивились: откуда вдруг в поле рожок? Ну и забыли об опасности. Кульнев сразу сшиб одного. В другой раз задумали мы ночью изучить один участок немецкой обороны. Выполз я за траншею и на палке, обернутой марлей, укрепил в снегу фонарик. А от него протянул шнур к себе. Наступила лунная ночь. Потяну я за шнур — фонарик загорится, отпущу — потухнет. Немцы заметили и, видно, начали гадать: какой это огонек среди поля? Один выглянул, второй, третий... Мы не стреляли. Но зато мы узнали, где у немцев на этом участке блиндаж, где выставляются часовые. А днем мы взяли свое!
...Солнце село на землю и, казалось, растеклось, залив багрянцем весь березняк. Ветер обдул небосвод. Поднимаясь с земли, Кабдулов сказал:
— Завтра еще потолкуем. О многом надо потолковать, чтобы как следует подготовиться к боевой работе.
И они отправились в шалаш.
7 июля 1943 г.
Испытание
Знаменитый снайпер-сибиряк гвардии сержант Мошка сидел у шалаша, крытого берестой. Не спеша пришивая погон к новой гимнастерке, он изредка с охотничьей сноровкой вскидывал осторожные лесные глаза. Перед ним молча стоял худенький чернявый паренек. Только закончив работу, Мошка спросил:
— Фамилию-то какую носишь?
— Петухов, — бойко ответил паренек.
— Драчливая фамилия, — с удовольствием отметил Мошка. — А родом откуда?
— Сибиряк.
— Хм! — явно усомнился Мошка и вновь бросил изучающий взгляд на худенькую фигурку бойца. — А вид у тебя, прямо скажу, не сибирский. На вид ты хрупок, как хвощ. Нет, пока не могу признать тебя земляком.
— Да, виду не имею, — вздохнул Петухов.
— Значит, снайпером хочешь быть?
— Очень хочу, товарищ гвардии сержант!
— А стрелять-то умеешь?
— Говорят, отлично стреляю, — скромно, но смело ответил Петухов. — Приходилось.
— На стрельбище — одно дело, — криво усмехнулся Мошка. — Там любой стрелять может отлично. А у нас другая стрельба. Мигнет молния, а ты ее сшиби! Вот как надо!