иронией или безразличием, но я не могу не сказать этого. Я безумно
влюблен в тебя, хоть и понимаю, что мне не стоит даже надеяться на
ответное чувство. Для меня чувства всегда были сильнее и важнее разума, и
никакими доводами я не могу заглушить эту неуместную, безответную и
бесконечную страсть к тебе, и даже если я буду на сто процентов уверен, что
ты никогда не станешь моей, это чувство не сможет угаснуть.
Твой тайный обожатель, недобитый романтик, Леснинский.
Сию записку просьба передать Нюте Ладинской, студентке
Мерзкособачинского Городского Университета, группы «В-8», 2 курса».
Записка была положена на видное место. Вероятность, что она дойдет
до адресата, была чрезвычайно мала. Но ведь всякое бывает.
«Да, конечно» - думал Леснинский, - «кто-нибудь из обывателей мог
бы назвать всю эту историю несчастной любви, записок в никуда и всего
прочего «соплями» или «показухой». Мне часто приходилось слышать в
последнее время такие определения по отношению к чувствам других
людей, поражает также число записей в Интернете на подобную тему.
Пришло поистине страшное время, когда люди стали называть чувства
соплями. Вообще-то, сопли бывают при ОРЗ, а при безответной любви
бывают чувства. Да, я сентиментальный человек, я могу плакать после
прослушивания грустной песни. Возможно, из-за того, что чувства для меня
так важны и всегда так ярки, мне неприятно, когда их сравнивают с
физиологическими явлениями».
«Я ничего не оставил этому миру, я всегда был волком-одиночкой,
сочинял какие-то второсортные стихи, но сочинял их от души… История
моей безответной любви невероятно примитивна, но все же, возможно…
Возможно и такие люди, как я, будут кому-нибудь интересны, и кто-то хоть
один раз вспомнит обо мне, когда меня уже не будет».
«А теперь я буду просто лежать и смотреть на небо. Что бы в итоге со
мной не случилось, ведь мне уже ничего не остается…» С этой мыслью
Леснинский лег на скамейку, положив под голову сумку, сложил руки на
груди и уставился в небо, темно-серое ночное небо, по которому в
случайном порядке были разбросаны черные облака.
XVI
Спокойно, полусонно тянулись минуты. Не осталось больше никаких
тревог, никаких забот, все, как будто, стало абсолютно безразличным.
Погода не изменилась: просто холод превратился во что-то обыденное,
вошел в привычку, и казалось, как будто всегда так и было. Перед глазами
снова начали мелькать какие-то причудливые картинки, и непонятно: сон
это, или нет… Облака, еле заметные на ночном небе, рисовали какие-то
узоры, и вдруг эти узоры оживали, становясь цветными, приобретая смысл,
сюжет, сценарий… После – все снова рассеивалось, и становилось обычным
небом…
Леснинский лежал на скамейке, почти не двигаясь. Время шло уже не
так медленно: его, скорее, вообще не было. Ход времени не ощущался:
казалось, что все происходит просто сейчас. А сколько длится это «сейчас»,
когда оно началось и когда закончится, было неизвестно… Да, впрочем, как-
то и не было никакой необходимости это знать. Время и пространство
переплелись друг с другом, стали непостоянными и изменчивыми и начали
играть в какую-то странную игру…
Внезапно, Леснинский, как будто получив удар током, открыл глаза и
подскочил на скамейке. Был ли это действительно сон, или что-то другое,
какое-то неизведанное состояние человека, до сих пор оставалось
непонятным, как неясной была и причина столь резкого выхода из этого
состояния. Леснинский сразу же взглянул на часы: было пять четырнадцать.
До электрички оставалось чуть больше часа, и пора было идти.
Странные, какие-то смешанные чувства завладели Леснинским в этот
момент: с одной стороны, это невероятная усталость, измождение,
недостаток сил, с другой стороны – радость от того, что ночь, эта
мучительная ночь, которую необходимо было переждать, наконец-то ушла в
историю. Но, кроме того, было и еще одно чувство… Его достаточно сложно
описать словами: наиболее точно его можно назвать утренним чувством
путешественника. Оно появляется тогда, когда утро начинается, скажем так,
не совсем обычным образом: например, когда надо встать очень рано, чтобы
куда-нибудь поехать. Когда все еще спят, а ты специально, не пожалев