Мой отец говорил мне, что его дядя предлагал ему помощь в получении образования, чтобы он, если захочет, мог работать в банке, вместо того чтобы быть фермером. Но отец считал, что его долг по отношению к доброму дядюшке, который с детства заботился о нем, — оставаться на ферме столько, сколько дядя будет нуждаться в его помощи. Итак, он стал фермером, а не банковским служащим. Надо сказать, что ни по сложению, ни по внешнему виду отец не был похож на обычного фермера. У него были нежные руки с длинными пальцами музыканта, тонкая кость и довольно красивые черты лица. В моем представлении он был красивым мужчиной — с мягкими карими глазами, черными волосами, изящно очерченным носом, породистой линией ноздрей над темными эдвардианскими усами с закрученными вверх, как у велосипедного руля, концами. У него был приятный баритон, и он любил петь гимны, стоя у рояля. Когда его дядя Дэвид оставил фермерское дело и, по-видимому, продал ферму, мой отец, расставшись с ним, присоединился к своему старшему кузену Горацию, который купил мельничную ферму близ деревни Хэгли. Мы с Ритой были еще детьми, когда впервые попали на эту ферму, которая одной стороной примыкала к железнодорожной станции, а другой упиралась в ворота, ведущие в деревню Хэгли. У дяди Горация была большая черная борода, и он гораздо больше походил на типичного фермера, чем мой отец. Рита почему-то называла его дядя Добби, под этим именем мы и знали его. Впоследствии он отошел от дел и поселился в большом доме в Хэгли, где и умер спустя несколько лет.
На мельничной ферме мой отец впервые встретился с моей матерью — Кэролайн Мэри Преснелл. Она в это время была компаньонкой и помощницей одной очень богатой старой дамы, жившей в большом доме рядом с железнодорожной станцией. Кэролайн Мэри ходила за покупками в деревню, путь от станции к деревенским воротам ей проще всего было совершать через ферму, — эта была приятная прогулка по ровным дорожкам вдоль живых изгородей, кустов боярышника и огороженных загонов для скота. Однажды, когда она шла от станции по одной из аллей мельничной фермы, она издалека увидела молодого человека, который сжигал мусор на обочине. Дым от огня ветром относило на дорогу, а когда она подошла ближе, он бросил в огонь новую большую охапку мусора, отчего дым стал еще гуще. Она подумала, что дерзкий юноша сделал это намеренно, чтобы она, спасаясь от дыма, перешла на другую сторону аллеи, где был его костер. Но девушка, избегая его, пошла сквозь густой и едкий дым. И все же ей не удалось уклониться от встречи с молодым человеком: когда она вышла из дымовой завесы, он уже стоял на ее стороне аллеи, чтобы принести ей извинения. Так их встреча, как он и задумал, состоялась, и очень скоро после этого молодой человек по имени Эдвард Джозеф Мёрфет пришел в дом у станции, чтобы увидеть ее.
Свадьбу, последовавшую через некоторое время, сыграли в Россе, родной деревне моей матери. Дед Джон Преснелл умер за несколько лет до этого события, а бабушка Кэролайн и несколько ее дочерей на свадьбе присутствовали. Мой красивый отец снискал расположение этих леди, как, впрочем, и большинства людей, его знавших.
После свадьбы молодые поселились на северо-западе Тасмании, на ферме, которую мой отец некоторое время делил со своим братом Джорджем. Я смутно помню самого дядю и его семью, поскольку он умер, когда я был еще маленьким — мне было года четыре. Однако мы с Ритой часто вспоминали его, так как он, будучи мастером на все руки, соорудил для нас высокий стул, который я унаследовал от Риты, когда достаточно вырос, чтобы сидеть за столом, а Рита могла уже управляться с обычным стулом. Эта ферма, должно быть, была продана, и мы переехали жить на свою ферму в округе Вествуд, находящуюся за семь миль от Хэгли и примерно за столько же — от Кэррика. Ферма называлась Мэдоу Линн, что значит: «луг с прудом». В этом пруду я чуть было не расстался с жизнью, о чем рассказывал в книге «Там, где кончается дорога». Там же я описал и странный случай, когда у меня было видение большого окна в небе, сквозь которое были видны небесные существа и слышна райская музыка. Тогда это казалось подтверждением учения моей матери, но возможно, явилось преддверьем моего путешествия к дому.
Мы провели много беззаботных детских лет на ферме Мэдоу Линн вместе с любимыми родителями. Отец был нам скорее товарищем, он не применял никаких воспитательных мер, разве что иногда кричал на нас, но всегда поддерживал дисциплинарные методы мамы. Мне было девять лет и девять месяцев, когда отец привел нас с Ритой в родительскую спальню, чтобы мы посмотрели там на чудо. Это была крошечная девочка с черными глазками и пушистым ореолом черных волос. Мать лежала в постели и держала ее на руках. В большом возбуждении мы стали спрашивать отца, откуда появился этот ребеночек. Мы знали, что как раз в это время в дом пришла няня, и подумали, что это она принесла девочку. «А вот и нет, — сказал отец, — я нашел ее утром под кустом сирени. Она лежала там в маленькой ямке». Мы бросились в сад, чтобы взглянуть на куст сирени, от которого исходило дивное благоухание. Была весна, и сирень стояла в полном цвету. Под ней мы увидели свежевырытую ямку, похожую на маленькую колыбельку. «Кто вырыл эту ямку?» — спросили мы у отца, который пошел с нами. «Конечно же, ангелы», — ответил он. К тому времени я уже научился пользоваться лопаткой, и у меня в голове промелькнула мысль, что ангелы очень умело потрудились.