– Спасибо, – вдруг проговорил Ёсио и улыбнулся – почти так же, как раньше. Почти. Никогда прежде во взгляде старого друга Уми не замечала столько вины и печали. – Я и не надеялся, что встречу тебя сегодня…
Он осёкся. Должно быть, хотел сказать что-то ещё, пытался подобрать слова.
Та ночь в балагане и впрямь изменила каждого из них. Раньше Ёсио всегда говорил то, что было у него на уме. Никогда ещё повисшая между старыми друзьями тишина не казалась столь тяжёлой. Она словно отдаляла их друг от друга, уносила, как безжалостное течение реки Ито.
– Мне нужно идти, – Ёсио понизил голос почти до шёпота. – У тебя будут неприятности, если кто-то увидит нас вместе.
К глазам подступили слёзы, и Уми крепко зажмурилась, чтобы отогнать их. Достаточно слабостей для одного утра. Пускай Ёсио больше не часть клана Аосаки, он долгие годы был её другом.
Слёзы не украшают прощание, а делают его лишь тяжелее.
– Береги себя. – Уми хотела потрепать Ёсио по плечу, но в самый последний момент отвела руку и заправила выбившуюся прядь волос под повязку.
Ёсио, похоже, разгадал её манёвр, но ничего не сказал. Лишь улыбка его стала чуть теплее, а глаза заблестели с той же лукавой хитрецой, что и прежде.
– Я привык доверять своему чутью и потому не прощаюсь. Есть у меня отчётливое ощущение, что мы ещё встретимся.
Он не стал дожидаться ответа, а Уми не удерживала. Лишь провожала взглядом до тех пор, пока Ёсио не скрылся за углом дома, и только после этого позволила себе навалиться всем весом на ствол камелии и прикрыть глаза.
Шершавая кора неприятно царапнула кожу, но Уми было всё равно. Тёплый древесный запах не успокоил, а лишь разбередил тоску, стянувшую грудь тугим узлом.
Когда слезинка скатилась по щеке и утонула в прожилках тёмной коры, прямо над головой Уми что-то зашуршало.
– Щекотно!
Уми спешно вытерла щёку рукавом и подняла глаза. Из густой листвы на неё уставилась любопытная мордочка ёкая – по-видимому, духа этого дерева.
– Подслушивать нехорошо, – проворчала Уми, невольно повторив недавние слова обезьяна Тэцудзи.
– Я тут живу вообще-то, – надулся ёкай. – Нашли бы другое место, если так хотели поболтать наедине…
Дух всё говорил и говорил, но Уми уже не вслушивалась в его ворчливое бормотанье. На неё вдруг снова навалилась слабость – похоже, сказывалось колдовство ведьмы Тё.
– Эй! – громкий окрик ёкая заставил Уми вздрогнуть. – Не дерево, а проходной двор какой-то! Что ты-то здесь забыл, лохматый?
Уми снова задрала голову. На одной из веток сидел Тэцудзи. Глаза обезьяна, и без того огромные, теперь были круглыми, как плошки. К груди он прижимал какие-то бумаги, перевязанные лентой.
– Что это с тобой?
– Н-ничего. Я, знаешь ли, в полном порядке, да.
Уми искренне в этом усомнилась, но допытываться пока не стала. Она вдруг осознала, что голодна. И хотя до обеда было ещё далеко, стоило наведаться на кухню и попытаться раздобыть какой-нибудь снеди.
Как и ожидалось, от предложения перекусить Тэцудзи отказываться не стал. А доносившиеся с кухни аппетитные запахи заметно ободрили его, и он окончательно успокоился. Но свою ношу из лап так и не выпустил и вздрагивал от малейшего шороха.
Вывод напрашивался сам собой: эти бумаги обезьян стащил. Но Уми не спешила ловить его на воровстве. Тэцудзи никуда от неё не денется – как и присвоенное им добро.
Они обосновались в чайной, в тот час там было пусто. Одна из служанок пришла с подносом, на котором стояли чайник с двумя пиалами и небольшое блюдо с онигири. При виде еды Тэцудзи оживился, и служанка замерла у порога – видимо, хотела посмотреть, как обезьян будет есть. Но Уми отослала её. Не хватало ещё, чтобы кто-то подслушал, как она разговаривает с животным! Утреннее бегство и купание в реке и так, должно быть, породило достаточно сплетен, которые прислуга не устанет обсуждать ещё долго. Так что не стоило давать пищу для новых пересуд.
Когда служанка скрылась в коридоре, Уми последовала примеру Тэцудзи и воздала должное онигири. Они оба были голодны, и вскоре блюдо опустело.
– Ну, теперь рассказывай, что тебе удалось узнать, – потребовала Уми, пока разливала чай по пиалам.
– Не так уж много, беседа у них вышла короткой. – Обезьяну едва удалось сдержать зевок, и он прикрыл рот лапой. – Уж не знаю, с кем твой отец разговаривал в таком тоне, но он велел этому человеку убираться из города завтра же, как начнётся Обон.
Подумать только, уже завтра… Время пролетело быстрее облаков, что ветер гонит к западу. Похоже, Ёсио не стал говорить о точной дате своего отъезда, чтобы не доставлять ей ещё больших огорчений. Он знал, как трепетно Уми относилась к Обону. Как любила помогать Томоко готовить поминальные блюда, чистить и украшать домашний алтарь, надевать тонкое летнее кимоно, в котором можно танцевать до самой темноты, пока не начнут зажигать жаровни и фонарики у каждого дома, чтобы духи предков смогли отыскать дорогу из Страны Корней.