И вот тут случилась та страшная ночь.
Она увидела Годрика. Увидела, как он, совершенно забыв о собственной жизни, бросается помогать детям и женщинам, спасает мужчин и стариков. Она увидела, как он, окаменев от усталости, защищает совсем незнакомых ему людей. А ведь это было то, что она так любила. Доброта. Бескорыстие. Благородство. В ту ночь она увидела, что в нем оно такое же огромное и чистое, как в Гвиневре. Она увидела человека, готового на все ради людей. А потом...потом он искренне, как ей казалось, извинился за свою грубость.
И ей это показалось последним штрихом, убравшим с его образа все недостатки. Перед ней был благородный рыцарь, добрый и храбрый. Кидающийся на опасность, чтобы закрыть от нее других. А еще его глаза были очень красивы, когда переставали смотреть на нее, как на ничтожество.
Пенелопа сама не заметила, как в груди свернулось калачиком теплое пушистое чувство. И грудь почему-то трепетала каждый раз, когда она видела его после того дня. А когда судили Слизерина, когда Годрик стоял посреди коридора, несчастный и растерянный, она почти готова была приблизиться и что-то сделать. Утешить. Сказать, что она может понять. Что хочет выслушать. Что он очень хороший друг, и что она наконец разглядела в нем это. Она увидела, как он боролся за друга на суде, и почувствовала, как то глубокое чувство, намного глубже и серьезнее чувства к Мерлину, заполняет ее и требует выхода.
Найти его.
Увидеть его взгляд.
Сказать, что она, возможно...
Но, конечно, ей не давала спуску ее застенчивость. Вдруг она перепутала? Вдруг не так поняла? Вдруг у него нет к ней таких же чувств? И кроме того...в чем-то он был прав насчет нее, она действительно трусиха, если дело касалось признаний.
И вот сегодня все рухнуло. Ничего не было. Она все себе придумала. Или же он сам передумал. Возможно, она чем-то успела снова разочаровать его за это время... Но тщетно она перемалывала воспоминания, она не могла найти того момента, где все испортила. Она просто знала, что все погибло, даже не начавшись, а ей остались только обида, сожаления и вопросы.
Пенелопа поднялась в библиотеку. Королева, в отличие от мужа, предпочитала заниматься делами здесь, среди книг. И Пен уже знала, что это отчасти из-за Морганы.
Когда она вошла, Гвиневра подняла голову от бумаг.
- Что с тобой? – спросила она, мигом разглядев слегка опухшие глаза подруги. Принимая листы, которые нужно было разложить по порядку, Пенелопа села на стул с другой стороны стола.
- Ничего.
Королева не удовлетворилась этим ответом. Сощурилась.
- Давай, – служанка молчала. – Пен-ни, – Гвиневра вскинула глаза на канделябр, проказливо усмехнувшись. – Рассказывай. Иначе нагружу работой.
- Вы вряд ли найдете, чем меня испугать, – ухмыльнулась волшебница.
- Дай-ка подумать. Хм, перемыть всю посуду на кухне?
- Я делала это в приезд королевы Кандиды. За пару часов.
- Ладно. Тогда...переписать все списки литературы у Джеффри?
- Это соблазн, а не вызов, миледи.
- Хах, – хохотнула Гвиневра. – Видимо, у моего мужа лучше получается придумывать наказания...
- Просто вы не способны на настоящие выходки, – ответила Пенелопа.
Королева округлила глаза и подалась вперед.
- Это с какого перепугу?
- Вы сами спросили, – невозмутимо кивнула служанка с бесенятами в глазах. Гвиневра усмехнулась.
- Хорошо! Считаешь, я слишком добрая для эскапад?
- Определенно.
Подруги на секунду обернулись: Джеффри Монмута стоял и в изумлении слушал этот разговор. Когда на него обратились их взгляды, библиотекарь очнулся и продолжил идти, куда шел. Женщины хором хмыкнули.
- Отлично, – улыбнулась Гвиневра, протягивая ладонь. – Еще до конца недели мы разыграем парочку советников. У кого из нас будет громче кудахтать, та и выиграла.
- Но, Ваше Величество...
- Ответственность я беру на себя, – королева весело поморщилась. – Если вообще придется. Потому что Артур только вместе с нами посмеется, а советники...ну-у, скажем, что снова выбрался гоблин.
- Запомните, миледи: вы сами предложили, – расплылась в хитрой улыбке Пен, пожимая ладонь подруги.
Минуту они сидели молча.
- Пе-ен? Так что случилось?
Служанка вздохнула, опустив лицо в ладони.
- Мне не дает покоя один рыцарь...
- В каком плане?
- Он...грубиян и нахал. Бесчувственный и злой.
- И где ты такого умудрилась отыскать?
- Его зовут Гриффиндор.
Королева изумленно уставилась на нее. На ее лице отражалось неподдельное недоумение.
- Годрик? – растерянно переспросила она. – Ты уверена?
- Абсолютно. Меня удивляет, что вы удивлены.
- Конечно, я удивлена! Годрик, он же... Что ты, он может вести себя немного развязно, но он благороден и верен. Он спас мне жизнь однажды.
Честно говоря, Пенелопа не знала, чем еще можно дополнить ту картину, которую она уже знала. Но слова человека, которого она любила и уважала, убедили ее. Гвиневра ведь не могла отзываться так хорошо о плохом человеке? Но как мог Гриффиндор заслужить ее доброе отношение? Такие слова?
- Правда? – с сомнением спросила она.
Подруга горячо кивнула.
- Он помог мне, когда все остальные отвернулись. Он поверил мне, когда другие готовы были бросить меня на костер. Он пришел на помощь, рискуя своей честью и жизнью, хотя совершенно не обязан был в это ввязываться.
- Но он рыцарь. Его прямой долг – ваша защита.
- Он не был рыцарем тогда. Тебя еще не было в Камелоте, это было пять месяцев назад. Май. Артур, Элиан и практически все рыцари уехали на границу сражаться с чудовищем. Многие лежали в лазарете после такого же сражения. В замке оставались только молодые, недавно посвященные рыцари...
Гвиневра в красках рассказала всю историю, начиная с того, зачем устроила пир, и заканчивая тем, как Годрик отказался раскрывать свое инкогнито.
- ...Понимаешь? Он рискнул всем, чтобы помочь мне, потому что понимал, что я не подливала яд сэру Патрису. Он не убил сэра Мадора, понимая, что тот всего лишь ослеплен болью. И он отказался быть прославленным, отказался от почета и хвалебных песен. До сих пор никто не знает, кто был тот безымянный рыцарь, который спас королеву и пощадил ее обвинителя. Он сохранил эту тайну и хранит до сих пор, отказываясь от славы и уважения, просто потому, что если правда раскроется, сэр Мадор посыпет голову пеплом и, возможно, потребует отставки. А даже если и не станет, ему будет еще хуже, чем было, ведь он раскаялся. Годрик не стал открывать правду, чтобы не добавлять ему вины и сожалений. А ты говоришь, он бесчувственный. Как тебе в голову пришло...
- Но он... – начала Пенелопа, но потерянно замолкла.
Все это слишком сильно переворачивало картину. Слишком сильно заставляло любить.
Она чувствовала, как восхищение, уважение и стремление любить вновь поднимаются в ней и захлестывают с головой.
Но что тогда было этим утром?.. Что ей делать?
- перефразированное высказывание Майкла Джексона: “Для чего действительно нужна смелость, так это для искренности”
====== Глава 46. Ты – сердце огня, ты – песня знамен.* ======
Пенелопа на ватных ногах поднималась на третий этаж. Ей казалось, ее сейчас разорвет на маленькие кусочки. Руки било мелкой дрожью, грудь ныла от отчаяния, а в голове мутилось от беспомощности. Что ей делать?.. Она не может убежать, но и сделать то, что должна, просто не сумеет. А любая секунда промедления убивает одного из тех, из-за кого болит болит ее сердце.
Это случилось сразу после того, как она вышла из библиотеки. Гвиневра была занята, разбираясь с торговыми договорами с Мерсией, над которыми уже месяц корпел король и которые были почти закончены. Поэтому у Пен появилось время, и она решила употребить его с пользой – пойти и оттащить от лавки с игрушками сестру, потому что та сильно задерживалась, а ведь у нее на кухне стояла работа. Она накинула свой темно-рыжий плащ, потому что было уже достаточно холодно, и вышла на рыночную площадь. Но до нужной лавки так и не дошла.