Как это произошло – она не уловила. Просто в какой-то момент на ее глаза опустилась темнота, в голову что-то ударило, и она провалилась в безымянное нечто.
Очнулась Пен посреди леса. Она это поняла, еще даже не раскрыв глаза. Лесная тишина, полная жизни и тысячи звуков, забралась в уши, а прохлада, не тронутая людским огнем и краской, защекотала нос. А потом раздался голос, который сорвал с ее глаз повязку.
- Не удивляйся, – заявила фигура, выросшая перед ней.
Пенелопа вскрикнула от испуга и неожиданности. А еще потому что эта фигура выглядела жутко. Словно привидение. Но затем она присмотрелась, и увидела, что это все же человек. Он был замотан в черный плащ, но под ним виднелась бурая ряса. Из широченных рукавов выглядывали вполне человеческие руки. Только вот что-то не человеческое в нем точно было.
Или даже не в нем.
Она порывисто оглянулась. Вокруг стояла в безмолвии чаща, тонущая в осеннем золоте. Но эта чаща дышала, и дышала не так, как обычно дышит лес. В дыхании этой чащи было что-то настолько тяжелое и сильное, что оно давило на уши, заставляя забыть, как звучит твой голос, давило на плечи, будто требуя поклониться. Казалось, от каждого дерева исходит мутный аромат. Здесь было душно, как в жаровне, и при этом холодно. А еще сила, окутывающая это место, чем-то гудела. Это гудение напрягало каждую твою частицу, сковывало, и ты чувствовал себя сплошь деревянным.
“Он друид, – поняла Пенелопа, часто дыша из-за давления. – Это его священная чаща.”
Она слышала об этом. О чащах, что дают друидам неимоверную силу. Она могла это чувствовать каждой крупицей магии, что была в ее собственном теле. Ее магия таяла, млела, лишалась воли под давлением этого могущества.
Только вот друиды использовали свои чащи для исцеления раненых и больных, для мирных обрядов, а еще сюда приходили разрешаться роженицы до Великой Чистки. Почему же сейчас сила этого места похожа на тушу больного дракона? Сила этой чащи была похожа на силу, неизвестно как появляющуюся у раненого с лихорадкой. Что-то было не так. Что-то использовало могущество чащи, что-то ее изменило.
Или кто-то.
- Кто ты? – резко спросила Пен.
- Это неважно, – спокойно ответила фигура. – Важно другое. Что мне от тебя нужно.
Пенелопа сжала за спиной кулаки, чтобы оставаться собранной.
- Что тебе может быть от меня нужно? Я всего лишь служанка.
Фигура двинулась в сторону деревьев. В то же время девушка почувствовала, что не может двинуться с места из-за заклинания.
- Да, ты просто служанка. Но, по счастливой случайности, у тебя есть кое-кто, кто нужен мне. А у меня есть кое-кто, кто нужен тебе.
Друид махнул рукой, и из-за деревьев по золотому ковру из листьев на полянку вывалилась Алиса. Девочка была связана, но Пен поняла, что удерживала ее не столько веревка, сколько заклятье. Рыжевато-каштановые волосы лохматой копной стояли над бледным личиком, на виске алел синяк. Щеки блестели от слез, а губы не могли раскрыться, чтобы что-то сказать. Девочка только вытаращила на сестру глаза и что-то яростно-отчаянно промычала.
- Алиса! – вскрикнула Пенелопа, рванувшись к младшей, но ноги прилипли к перегною. Страх холодными щупальцами объял сердце, но такая редкая в ней злость развернула ее к врагу.
Никто. Не смеет. Трогать. Ее. Сестру.
- Отпусти ее! – потребовала она.
- Не указывай, девчонка, – раздраженно откликнулся друид. – Как ты уже сказала, ты никто. И ничего не можешь мне сделать. Ты бы уже была мертва, если бы не была мне полезна, ведь ты одна из этих шавок, которые не знают, что такое магия, но смеют ее убивать.
“Он не знает, что я владею магией, – поняла Пенелопа. – Значит, он не знает о Четверке. Но зачем тогда..?”
Друид тем временем продолжал:
- Как видишь, служанка, все предельно просто. Я отдам тебе твою сестренку, если ты приведешь ко мне одного человека. Приведешь так, чтобы он ни о чем не подозревал. Ты это можешь, не сомневаюсь, я знаю, как вы близки, ты даже, кажется, влюблена в него.
Девушка похолодела.
- Приведи мне, – произнес друид, – Мерлина.
Как ее вернули в город, она тоже не помнила. В голове засели слова друида о том, что она должна привести ничего не подозревающего Мерлина в лес. Иначе пострадает и умрет ее сестра.
Она, конечно, пыталась вызвать магию, но была окутана заклинанием, а кроме того – слишком взволнована и отчаянна, чтобы противостоять могущественному друиду в его священной чаще. Поэтому Алиса, ее сестра, ее младшая сестренка, за которой она обязана присматривать, о которой обязана заботиться, осталась в руках врага. Беззащитная, испуганная, абсолютно бессильная против него...
Но что Пен могла сделать?! Пойти к Мерлину и обманом увести его в лес?! Это невозможно! Она просто не сумеет этого сделать!
Хуже всего то, что, чисто логически, все вполне могло получиться. Они с Мерлином иногда в общие выходные выбирались в лес, потому что оба любили бродить на природе. И эти прогулки были невероятно любимыми для них. Там, вдали от людей и шума, они гуляли по почве, не уложенной камнями, касались нежно листьев, наблюдали за копошащимися в коре муравьями, выглядывали в пруде перламутровые спинки рыб. И разговаривали. Очень много. О магии. О том, что теплилось у обоих в груди, но о чем нельзя было даже думать здесь, в сердце Камелота. Лес их понимал и принимал такими, какими они были – детьми магии, ее любимцами. Лес позволял пользоваться своей красотой и скрывал своими объятьями от грозных гонителей волшебного народа.
Пенелопа любила эти прогулки еще за то, что на них она могла видеть Мерлина практически без его человеческой сути. Она могла видеть Эмриса. Она могла видеть магию, из которой он состоял. Потому что эта магия была абсолютным чудом. Она не была похожа на ее магию, на магию Годрика или Салазара. Их магия была будто лишь тенью настоящей, живой и великой, которая как-то умещалась в долговязом лопоухом теле Мерлина. Здесь, в лесу, он приоткрывал перед ней завесу в прекрасный и удивительный мир – мир, дверь в который наглухо закрыл Камелот, не зная, сколько в нем красоты. Мерлин мог заставить разверзнуться небеса, он рисовал на небе радуги одну за другой, он помогал расти деревьям и поднимал из земли целые полчища цветов. Он превращал пруд в тысячи пузырей, и те летали вокруг них, некоторые – с ошеломленными рыбами внутри, и это было удивительное зрелище. А потом Мерлин возвращал воду и ее обитателей обратно в пруд, воздевал к небу ладони, и магия срывалась с его пальцев, чтобы без имени и формы потанцевать между деревьев. Чтобы просто быть собой и снова любить этот мир, который ей запретили ласкать. Чтобы обнять и поцеловать людей, которые готовы были дать ей путь, чтобы показать им красоту и тепло.
Эти прогулки были не такими частыми, как им бы хотелось, но они были совершенно невероятными. Пенелопа узнавала много нового, слушая Мерлина. Он учил ее новым заклинаниям, рассказывал о тайнах магии и помогал ей раскрыть ее собственную.
А теперь ей предстояло...обмануть и предать его?..
Она заставляла себя подниматься по лестнице, но, войдя в коридор, остановилась и вжалась в стену, обхватив себя руками. Она не могла сдвинуться с места. Она просто не могла пойти и убить его. Но оставить умереть сестру...неужели за великое будущее Альбиона ей суждено пожертвовать своей сестричкой?..
Именно такой ее застал Годрик. Он вывернул из-за поворота и застыл, увидев ее. Пен вскинула на него глаза из-под рыжих прядей, упавших на лицо. Там, в библиотеке, она успела многое передумать. И остановилась на мысли, что сама виновата во всем. Если Гриффиндор был таким благородным с Гвиневрой и остальными, значит это в ней что-то не так? Все правильно, она никогда не делала ничего так, как должна была. Она только все портила. Она не была хорошей дочерью, хорошей служанкой, хорошей женщиной. Хорошей старшей сестрой...