- Конечно! – вспетушился Артур. – Я же король. Они получают множество ран, прежде чем враги добираются до меня. Логично, что у них шрамов больше.
- А я-то думал, что ты, как благородный король, всегда сражаешься впереди, – лукаво вставил Мерлин.
Король завис, почувствовав брешь в собственном бахвальстве.
- Подлей горячей, – мрачно приказал он.
Поставив обратно на пол ведро, Эмрис спросил, присмотревшись к руке друга: на внутренней стороне ладони виднелся длинный, тонкий, через всю ладонь шрам.
- А этот откуда? – спросил он.
Артур посмотрел на руку и растерянно поджал губы. Мерлин заволновался. Вдруг он спросил лишнее? Ведь какие-то из многочисленных шрамов друга могли быть и не просто следами боевой удали.
- Это было очень страшно? – осторожно спросил парень.
- Очень, – кивнул король, сжав руку в кулак. Выдержал паузу. – В детстве стащил у одного из рыцарей меч и взял, дурак, рукой за лезвие.
Мерлин прыснул. Артур постарался звучать грозно, хоть и тоже улыбался:
- Расскажешь кому...
- Я знаю. Сожжешь, высечешь, отрубишь голову и скормишь собакам.
- Да, причем все сразу.
- Уже представляю это.
- Я тоже. Вот это сладостная картина: ты, с головой в руках и с горящей задницей улепетываешь от гончих.
- Это уже похоже на некромантию. Не говоря даже о жестокости.
- Ладно, слушай лучше про вот этот шрам. Это было...мне лет восемнадцать было. В тот поход мы с отцом вместе шли...
До самого горизонта простиралась мертвая земля. По пустынным, черным от пепла полям, стлался туманом дым. Справа и слева от телеги изредка вырастали замертво лежащие на дороге фигуры людей, уткнувшихся лицами в грязь или наоборот распахнутыми глазами глядящих в погибающий вместе с ними день. Небо закуталось в густой смог и плакало, прорезая дымку частыми каплями дождя.
Старую телегу трясло на каждой выбоине. Боль, вспыхивающая от этих толчков в груди, заставляла Кандиду Когтевран только сильнее сжать челюсти. Задрав полу давно не белой, взятой с пустого крестьянского дома, рубахи, она прожигала взглядом длинный, еще очень яркий порез, растянувшийся на ее боку, точно обещающий оставить шрам.
Это будет первый шрам на ее теле. Она привыкла видеть их на руках и лицах бесчисленных воинов, окружавших ее с младенчества. У ее отца, короля Беренгара был жуткий шрам через всю правую щеку, и он любил рассказывать историю о схватке не на жизнь, а насмерть с огромным медведем. Каждый рыцарь вокруг Кандиды щеголял, как минимум, целой дюжиной бледных полос на память о хорошей битве. Она привыкла быть нетронутой, прекрасной идеальной статуей среди испещренных шрамами бывалых воинов. В каком-то смысле, это была некая метафора: сколько бы ни пало воинов, королева будет рядом со своим народом в состоянии его защитить. Она останется могущественной и всесильной, способной дать отпор любому врагу, посягнувшему на жизни и благополучие ее людей.
Теперь это казалось жуткой, ужасно глупой иронией. Рана была поверхностной и быстро заживала – а вокруг вставала мертвая земля, закутанная в дым. Земля, полная призраков, которых поселили здесь последние ночи. Еще неделю назад здесь спокойно трудились землепашцы и ремесленники, у каждого из которых была какая-то своя жизнь, и каждый из которых не знал, что будет валяться тут в пыли и грязи, как еще один столп рухнувшего в одночасье мира. Еще недавно этот мир был цел. А теперь он лежит здесь, под колесами тряской телеги, уставившись в тяжелое небо тысячами трупов. И этот мир больше не воскреснет. Его больше никогда не будет. Нигде.
- Куда мы теперь? – донесся в едкой, загробной тишине, каркающей ненасытными воронами, голос сэра Теодора. Мужчина обернулся к ней, не отпуская возжи. Его ничего не выражающее лицо пряталось в тени большого капюшона истрепанной синей мантии.
Кандида опустила край рубахи и натянула на плечи холщовое одеяло.
- В Камелот, – коротко приказала она, продолжая смотреть в серую пустошь.
Рыцарь нахмурился.
- Почему не в Карлеон? Он ближе.
- Ненамного.
Дождь простучал молчание между ними.
- Это все из-за того, что тебе сказали друиды? Ты настолько им веришь?
Королева подняла на него глаза, в серый цвет которых, казалось, впитался весь дым, что стоял над землями. В ее лице не было ничего от той уверенной и стальной женщины, еще недавно приезжавшей в Камелот. Эта женщина была стара и сломлена. Да, ее голос все еще был прям, а движения – резки, но Кандида была мертва. Мертва каждой своей черточкой, так непривычно безвольно опущенными плечами, что были не в силах выпрямиться под неподъемной тяжестью. Мертва вместе со своим народом.
- У меня нет причин им не верить, – глухо ответила она. – Они всегда мне это говорили. Не объясняли, что это значит, но говорили.
Мертвое королевство. Они всегда называли Ифтир мертвым королевством. “Когда падет мертвое королевство, – говорили они, – ты должна будешь идти в Камелот”. Она пыталась узнать у них, что означают их слова, но старцы лишь печально качали головами. Они говорили, что падения не избегнуть. Что знания не помогут. Как бы ей хотелось сейчас расспросить их обо всем. Спросить, неужели они видели этот кошмар. Неужели нужно было гибнуть целому народу.
- Мы едем в Камелот, – повторила королева.
- Но примут ли нас там? – настаивал рыцарь. – Ты уверена, что они обрадуются грозящей им из-за нас опасности?
- Тео, – прервала его Кандида. – Мы едем в Камелот. Так сказали друиды. Кроме того...королевы Аннис все равно нет в цитадели, она все еще у Баярда.
Мужчина пожевал губу, скрипнул зубами и снова повернулся к лошади.
А Кандида уставилась на мертвый мир, который они покидали. Все это было ее. Оно и сейчас ее, только... Только больше это никому не нужно. Эта земля станет кому-то домом только через много лет. Когда здесь сможет что-то расти. Когда твари, уничтожившие все, куда-нибудь исчезнут. И здесь встанет новое королевство, с другим названием, с другими людьми, с другой династией. Не зная, что они живут на пепле Ифтира.
Помнить о нем будет только королева мертвого королевства, доживающая свой век в Камелоте, потому там живет судьба, которую ей предсказали друиды...
====== Глава 50. Что случилось в Ифтире. ======
Гляди — мы выставлены напоказ.
Нас было пятеро. Мы жить хотели.
И нас повесили. Мы почернели.
Мы жили, как и ты. Нас больше нет.
© Эпитафия Франсуа Вийона себе и товарищам перед повешением
Кандида и Теодор появились у ворот Камелота холодной октябрьской ночью, под ясным, усыпанным созвездиями, небом. С ними был патруль, сопровождавший их от самой границы, во главе которого был сэр Гвейн, которого, кажется, нельзя было не запомнить. На заставе их остановили другие рыцари, одним из которых был, видимо, стоявший в дозоре в эту ночь, тоже знакомый Кандиде сэр Годрик. Все они ошарашенно кланялись и спрашивали одно и то же:
- Что случилось, Ваше Величество?
Женщина хранила молчание, за нее отвечал ее рыцарь, огромной тенью следовавший за ней. Им нужно было видеть короля.
Внезапное появление среди ночи незваных и очень странно выглядевших гостей переполошило весь уже видевший третий сон замок. Идя вслед за рыцарями в алых плащах в Приемный Зал, Кандида тут и там замечала любопытные глаза слуг. Да, выглядели пришельцы точно необычно, и если Теодор – просто потрепанно и грязно, то королева походила на какую-нибудь крестьянку. Она шла в штанах, засунутых в сапоги и подпоясанных ремнем, и в широкой, явно не по размеру, когда-то белой рубахе. С ее плеч спадал простой грубый плащ, блестящие черные волосы давно не чесанной волной лились на спину. На пыльном, осунувшемся лице выдавались только серые, пронзительные глаза.
Ждать им долго не пришлось. Лохматый и чуть взъерошенный со сна, в одних штанах и белой рубахе Артур широкими шагами влетел в зал. За ним так же быстро вбежала заспанная, взволнованная Гвиневра в наспех надетом домашнем платье. В зал незаметно скользнули также люди, которых Кандида успела отметить в свое прошлое прибытие: Мерлин, слуга Артура, который нянчился с Бо, и Гаюс – придворный лекарь и, фактически, советник.