Двери зала закрылись за последним.
- Миледи, что случилось? – встревоженно спросил король Камелота, приблизившись к своей гостье и почтительно кивнув ей на ходу в знак приветствия. – Что с вами?
Кандида глубоко вздохнула.
- Ифтир пал, милорд. Его больше нет.
- Как нет? Что произошло?
- Мы можем отложить разговор на утро, – вежливо, но твердо вклинилась Гвиневра. – Вы устали с дороги, вам нужен отдых и помощь лекаря.
- Благодарю, – слегка насмешливо улыбнулась королева Ифтира. – Я не настолько слаба, чтобы не быть в силах двигать языком. А то, что я должна рассказать, может быть важным в любую минуту.
Гвиневра сделала знак, измученной дорогой женщине подали кресло. Сама же она мягко потянула мужа за локоть тоже сесть. Теодор остался стоять, заложив за спину руки, подле кресла своей королевы. Сэр Гвейн, сэр Годрик и еще несколько рыцарей застыли в тени колонн.
Кандида начала рассказ...
- ...Они пришли с моря, – говорила она, устроившись в кресле. – Сотни кораблей с тысячами воинов. Отлично вооруженных, одетых в шерстяные одежды и железные шлемы. Они называют себя данами. Мы не смогли ничего сделать, они застали нас врасплох...
- Врасплох? – нахмурился Артур. – Как сотни кораблей могли подойти к Ифтиру незамеченными?
- Наши берега отвесны. От вершины крутых обрывов до поверхности моря огромное расстояние. Цитадель стоит как раз на одном из обрывов. Со стороны моря не было выставлено ни одного поста. Мы никогда не тратили людей на место, откуда опасность никак не могла прийти.
- Но как они поднялись?
- С помощью магии.
Кандида видела, какое впечатление произвело это слово. Еще неделю назад ее бы это возмутило. Но сейчас... Сейчас ей хотелось скрестить на груди руки и закрыть себя от этих взглядов, хотя никто из камелотцев и не знал, что перед ними сидит магия собственной персоной.
- С ними были маги. Точно не знаю, сколько. Они и подняли и себя, и воинов наверх. Они пришли ночью. Тихо, быстро, технично. Перерезали стражу и добрались до меня...
Перед глазами сами встали образы.
Она спала, в белой сорочке, с распущенными волосами, как в одну из обычных осенних ночей, успев перед сном в последний раз разобрать документы, которые приготовила своим советникам для посольства в Камелот. Ей ничего не снилось... А потом ее резко вздернули с кровати, босые ступни освежил холодный пол. Комнату освещала принесенная свечка, перед лицом раскачивалась грубая, широкая рожа. Она даже не успела разбудить магию.
- Они наложили на меня какое-то заклинание. Это заклинание...не давало мне двигаться.
Ложь. Оно сдерживало ее магию, но здесь об этом никому знать нельзя.
- Я ничего не могла сделать, – тон королевы был сух и спокоен, лицо, как жесткая маска, ничего не выражало. Но мертвые глаза не давали обмануться – в них стоял дым погибавшего королевства. – Мои рыцари отбивались, они все стойко противостояли захватчикам, но у тех была магия. И...вы сами понимаете, что...
Магия. Магия резала ее воинов, как овец. Магия отшвыривала их к стенам, ломая кости и шеи, магия душила их, магия обрушивалась на них, как громадный смертоносный коршун. Их убивали. Всех. Одного за другим, всех, кто рвался спасти свою королеву и свое королевство. Да, погибали и пришельцы-даны, но магов почти не удавалось даже ранить. А потом...
- Они выволокли меня на балкон. Туда, где сражались армии. Они выдвинули условие – тех, кто соглашается принять их власть, они пощадят, а вместе с ними – и меня. А тех, кто воспротивится – убьют.
- И...конечно же, все сдались...
- Хм, – Кандида как-то странно усмехнулась Гвиневре, сказавшей эти слова. В усмешке была невыразимая гордость, в которой было что-то жуткое. Гордость за королевство, которого уже не существует. Гордость за правила и принципы мертвой земли. За кодекс, которого никто больше не будет придерживаться. – Вы плохо думаете о моих рыцарях, леди Гвиневра. Принимая у них клятву верности, я брала на службу не мягкотелых котят, мне нужны были воины. Воины, которые отдадут все за благополучие королевства. Как думаете, что важнее – земля или ее правитель? Так вот, я требовала от них верности Ифтиру и его народу, а я – лишь их военачальник. Жизнью которого можно и нужно пожертвовать.
Она помнила, как стояла в одной ночной рубашке на продуваемом осенними ветрами балконе перед тысячами воинов. Помнила, как проклинала мысленно рыцарей в родных синих мантиях, которые вместо того, чтобы броситься в бой, колеблются. Помнила их лица, кажется, все до одного – бледные, в сереющем рассветном воздухе похожие на призраков. Впрочем, они теперь действительно такие. Призрачное войско, навсегда оставшееся на земле, которую они не смогли защитить.
- Часть из них и правда сдалась, – поджав губы, призналась Кандида. – И в этом была ошибка. Эти даны так просто разделили мое войско, им так легче было его уничтожить. Тех, кто продолжил сражаться – убили на поле боя. А тех, кого пообещали пощадить – в стенах замка. Им прострелили шеи. Их даже не похоронили – тела сбросили в море...
Ей казалось, она до сих пор видит их взгляды. До единого. Она помнила, как принимала в орден каждого из молодых, а тех, кого посвящал еще ее отец – помнила по пирам в детстве, по веселым грубоватым шуткам, бородам, удалому смеху и куче военных историй. А новенькие? Еще совсем мальчишки, безусые, рвущиеся доказать свою доблесть, верные, смелые, кажущиеся самим себе бессмертными...
Она вдруг вспомнила, как месяц назад на турнире пообещала победителю – рыжему улыбчивому двадцатилетке, сэру Герберту, бочку вина из дворцового погреба на пиру в честь его свадьбы. Этот пир должен был состояться аккурат через день после нападения. И это спасло ее, потому что она совершенно забыла про это вино.
К горлу подкатил комок, королева сжала зубы.
- И так все войско Ифтира было уничтожено.
- Все? – переспросил Артур и посмотрел на рыцаря за спиной гостьи. – Как же вам удалось выжить, сэр Теодор?
Воин кинул взгляд на Кандиду. Та кивнула.
- Я притворился, будто хочу служить им. Будто я могу быть полезен. Не думаю, что они мне поверили. Скорее, просто хотели развлечься пару дней, но это дало мне необходимое время.
Ее тогда охватила безумная ярость. В глазах стояли тысячи убитых воинов, чьи трупы раздирались воронами или тонули в черной бездне моря, а военачальник Ифтира, правая рука королевы – удивительно живо изобразил лицемерного подлизу! Он бросал ей слова о ненависти, плел комплименты захватчикам и почтительно кланялся их главарю. Она помнила, как ночью он пришел к ней, раздобыв ключ и одежду, а она накинулась на него с возмущением и гневом.
- Как вы сбежали от магов?
- Эти даны...отличные воины и стратеги...но никудышные питоки. Они нашли наши погреба и напились, видимо, решив, что все уже кончено. В принципе, так оно и было. Из-за того, что маги тоже были пьяными, заклинание спало с королевы, и мы сбежали.
- А как же крестьяне?
- Они все были мертвы, – Теодор, сложив руки за спиной под мантией, сдержанно и невозмутимо говорил о тех вещах, о которых, он знал, не хочет говорить его королева. – Цитадель была опустошена. Не знаю, был ли это их принцип, предосторожность или неуемная ярость, но они убили самого последнего слугу.
Конюшонок с застрявшим в черепе топором, лежавший на стоге сена, когда они ночью добывали в конюшне лошадей. Служанка, сидевшая, прислонившись спиной к колодцу и распахнув широко глаза, убитая стрелой, так и не отнеся обратно на кухню ведро с водой. Кухарка, навсегда успокоившаяся на своем столе с задранной юбкой. Гонец, не донесший письмо, которого промчал мимо беглецов испуганный трупом в своем седле конь. Семья красильщика, сраженная магией и бухнувшаяся лицами в тарелки с супом, который будет остывать и остывать маленькую вечность...
- Весь город был мертв. Мы пробыли в плену несколько дней, за это время даны успели вырезать близлежащие деревни. Лишь на границах оставались живые. Мы остановились там, но... Пока мы добирались, за нами отправили погоню. Как только мы пришли в одну из деревень, даны и маг с ними нагнали нас и сожгли всех ее жителей. Если кому-то из всего Ифтира и удалось спастись, то это не больше сотни человек.