’’Спокойно, – вернулась в настоящее ведьма. – Спокойно. Скоро эта гадина благополучно почиет в мире ином и будет гореть в аду за свои грехи.”
За тройными витражными окнами, улетавшими к далекому потолку, уже вечер окутывал город, когда в зал стали приходить рыцари. По-одному и по-двое они подходили сначала к королеве, кланялись ей, как будто действительно хоть сколько-нибудь ее уважали, и занимали каждый приготовленные места. Здесь был будто вечно смеющийся сэр Гахерис, сэр Альвин – напыщенный подросток с пробивающимся пушком на подбородке, желающий казаться старше, чем он был, сэр Борс Ганский – спокойный и уравновешенный парень, похоже, один из старших здесь, или просто такой у него был характер. Сэр Бламур, либо бывший уже навеселе, либо просто слишком веселый для подобного сборища. Сэр Блеоберис – и Элейна не поверила, что его правда так зовут, скорее его кто-то в детстве так прозвал за какое-то явно большое прегрешение. Сэр Галихуд, на лице которого, видно, никогда не бывало больше двух выражений, одно из которых было сонным. Сэр Галиходин – еще один провинившийся с пеленок, теперь заявившийся на пир во всеоружии обаяния чернобрового красавца. Сэр Эктор, обнявший сэра Лионеля и что-то яро тому доказывающий. Сэр Паломид, очень старающийся ничего не опрокинуть по пути к королеве. Сэр Лакот Мальтелье, о котором Элейна узнала, что он нездешний, а прибыл из бывшего королевства Сенреда. Сэр Персиант, чуть ли не мимо королевы бросившийся поедать фрукты. Сэр Айронсайд – совсем хилый паренек со взглядом ястреба. Сэр Брандель, единственный, кто поздоровался с каждым из сидящих, прежде чем сесть самому. Сэр Кэй-Статвид, что действительно не было его именем, просто, как слышала Элейна, этому баловнику ужасно не нравилось его имя, и он просил всех называть его так, потому что это было название реки, у которой он родился. Сэр Алидук, разговорившийся с королевой так, что его пришлось отпихивать от нее сэру Аскамуру – дылде с суровым лицом, с которым никому не захотелось бы связываться. Сэр Пионель Свирепый, которого так прозвали явно не из-за маленького роста и широкой груди, делавших его похожим на тролля. Одними из последних явились сэр Мадор и сэр Патрис де ла Порте.
И тут Элейну осенило.
Родные братья! Гениально! С ними она уж точно не прогадает! Лучше выбрать младшего, тогда у старшего точно крышу сорвет.
Дело было за малым: уж что-что, а делать все тихо, быстро и незаметно она умела. Хотя, наверное, какой-то отвлекающий эффект у этого заклинания все же был. Оставалось подождать, пока вся эта братия соберется поднимать тост за их обожаемого короля и его рыцарей. Ничего. Она ждала несколько лет. Уж десять минут подождать точно сумеет.
Гвиневра была спокойна. Все шло вполне неплохо: на ее пир явилось, конечно, не так много, как хотелось бы – только двадцать четыре рыцаря, но и это уже было хорошо. Перед пиром она приказала стражам обходить коридоры, сказав, что опасается за нападение во время пира, но на самом деле, чтобы это помогло дисциплине в остальной части дворца. Она надеялась, что шаги стражей заставят-таки молодых рыцарей держаться постов и не забываться на службе, пока она обхаживает здесь их друзей.
Гвен поприветствовала каждого из двадцати четырех пришедших, братьев де ла Порте – улыбкой, которой могла встретить непослушных, но милых детей. В конце концов, она делала то же, что и Артур – она пыталась привить им чувство долга. Ведь быть рыцарем это не только махать мечом и носить кольчугу. Это прежде всего доблесть и честь, и молодежи нужно было это усвоить.
Объявив начало пиру, Гвен заняла свое место за столом и принялась слушать разговоры рыцарей. Юноши старались говорить на приличные и достойные темы, и она была довольна. Больше всех ей нравился Борс Ганский – его в Камелот привел еще Ланселот, и парень шастал за своим взрослым другом где только мог, а после смерти того решил и сам стать рыцарем и недавно получил посвящение, хотя намного раньше, чем тот же Гахерис. Гвен знала, что Артуру нравилось общаться с новобранцами, как и со старшими рыцарями. Ему нравилось встречать их в Камелоте, жаждущих исполнить свои мечты, а потом посвящать в орден. Она разделяла эти чувства. На церемонии, согласно этикету, именно королева подавала юному рыцарю его меч, и Гвен любила смотреть каждому в глаза в этот момент, потому что в этих глазах бывало столько упоения, торжественности и благоговения, что это было просто прекрасно.
Еда, конечно, была вкусной, шутки уместными, и Гвен уже думала, что ее пир удался. Тут сэр Алидук поднялся, держась одной рукой за пояс, а другой – за кубок.
- Друзья! – провозгласил он. – Да простит меня Его Величество, но первый тост я хотел бы поднять за нашу прекрасную королеву! Королеву, которая опекает нас всех, как мать, которая устроила нам этот великолепный пир, и которая составляет счастье нашего короля! За королеву Гвиневру, друзья!
Гвен, смущенно улыбаясь, поднялась вслед за рыцарями, грянувшими хором ’’За королеву Гвиневру!” и так сильно встретившимися своими кубками, что не только вино горстями пролилось на скатерть и блюда, но и сами кубки, казалось, должны были погнуться. Еще пару минут слышались только глотки, шумное дыхание, смешки и бряцание кольчуги.
А потом раздался вопль.
Все вздрогнули от неожиданности и дружно обернулись: сэр Патрис застыл, сморщившись и надувшись от того, что выдохнул весь воздух этим рваным болезненным криком. Сэр Мадор выронил кубок, тот с глухим звоном упал, и вино кровью расплылось по начищенному до блеска полу, но рыцарю не было до этого дела. Он во все глаза смотрел на младшего брата, будто из него самого сейчас клещами вытаскивали жизнь.
Сэр Патрис зашамкал губами, пытаясь вдохнуть. Вытаращил глаза на брата, с силой схватившись за его плечо. А потом, издав еще один, еще более резкий крик, рухнул с подогнувшихся колен прямо в лужу сверкающего в свете сотни свечей вина.
- Патрис!!! – не своим голосом взревел сэр Мадор, падая вниз, прочь от света, яств и красоты, туда, под сень стола, к грязному полу, к корчащемуся младшему брату.
Рыцари подскочили к ним, окружив. Гвиневра в пару шагов перелетела через зал, зовя слуг.
- Быстро найдите Гаюса! Срочно! – приказала она, тут же круто разворачиваясь к собранию стали и волос, сгрудившемуся над местом трагедии. Сэр Галихуд, расцепив когтями впившиеся в тело сэра Патриса пальцы его старшего брата, влил ему в рот воды. Но вызвать рвоту не получилось, юноша хрипел и задыхался, его бледные пальцы отчаянно цеплялись за воротник сэра Мадора.
Минуту в ушах гремела кровь.
А потом сэр Патрис затих. Его глаза уставились в далекий каменный потолок, тьму откуда не смог выгнать даже канделябр, его грудь опустилась, будто только сейчас ей показалась слишком тяжела кольчуга. Сведенные судорогой пальцы еще держались за ворот сэра Мадора, но потом и они разжались, чтобы рухнуть тому на колени.
- НЕТ! – вскрикнул сэр Мадор, и этот крик был едва ли не более болезненным, чем до того крики его брата. В его глазах стояли слезы, которых он не замечал. – НЕ-Е-ЕТ!..
Он врезался лбом в лоб младшего брата, спрятав лицо того под своими ладонями от удрученных и шокированных взглядов всех. Кольчуга загремела, когда он потряс тело, больше от злости, чем от реальной веры в то, что это поднимет труп на ноги.
- Где?.. – в зал вошел Гаюс, так быстро, как только позволяла его старческая поступь. Гвен махнула рукой в сторону сборища, хотя и в указаниях не было нужды, и вернула запястье ко рту, в ужасе и исступленном сострадании глядя на человеческое горе. Лекарь бесцеремонно растолкал рыцарей, которые, впрочем, сами отходили, давая ему дорогу. Сев на колени рядом с братьями де ла Порте, Гаюс попытался оторвать Мадора от Патриса, но, конечно, у него не вышло, поэтому он кинул взгляд на других рыцарей и завладел рукой пострадавшего. И пока сослуживцы пытались поднять Мадора, лекарь забрался сморщенными сухими пальцами под красный рукав Патриса.