Когда замок притих, Гвен надела платье попроще (да и бежевое было заляпано вином) и накинула плащ. Незаметно дойдя до того крыла, где жили рыцари, она тихо спросила у слуги, какие покои принадлежат сэру Борсу Ганскому. И несмело постучалась.
Мужчина открыл ей дверь, уже готовясь ко сну. На нем была только белая, даже не заправленная широкая рубашка, из-под которой дышало отогревшееся у камина тело. Рыцарь был почти одного с ней роста – Артур был гораздо выше, и это почему-то придало ей смелости.
- Сэр Борс, – поздоровалась Гвиневра, глядя в темно-зеленые глаза.
- Миледи, – немного растерявшийся сначала мужчина спокойно, неулыбчиво склонил голову, пропустил ее в комнату и закрыл за ней дверь. – Чем обязан?
Гвен пробежала глазами по комнате: весело потрескивающий в камине огонь, прилипшая к резным окнам фиолетовая ночь, расстеленная постель и раскрытая бутылка вина на тумбе рядом с креслом. Она не стала спрашивать, как у него может быть настроение сейчас пить вино.
- Сэр Борс, – начала она, развернувшись к нему лицом и пряча руки под складками плаща, – я прошу прощения за поздний визит. Я пришла просить вас стать моим защитником завтра на судебном поединке.
Мужчина смотрел на нее, не выражая никаких эмоций, а потом усмехнулся и, взяв кубок с налитым вином, отошел к камину.
- Почему вы решили, что я на вашей стороне?
Гвен не позволила себе испугаться.
- Я знаю вас, как благородного человека. Вас удивляет, что я не сомневаюсь в вашей верности?
- В таком случае, получается, что вы сомневались в верности моих братьев по оружию? – он обернулся посмотреть через плечо, и его взгляд был цепким, хоть и не колючим.
Гвиневра глубоко вздохнула, не опуская глаз.
- Вас я знаю дольше, чем их, – поняв намек, рыцарь снова отвернулся к огню и хлебнул вина. – Мы оба были друзьями Ланселота, я не верю, что мы не можем быть друзьями друг другу.
- Так вы просите меня заступиться за вас, ради близкого мне человека, который из-за любви к вам же покончил с собой? – все тем же спокойным негромким тоном ответил Борс. В его слова вклинивался только треск пламени.
Гвен сжала губы.
- Я не ответственна за его поступок.
- Верно, – не споря, согласился рыцарь. – Как и за смерть сэра Патриса.
Какое-то время он молчал, глядя в камин, а Гвиневра смотрела на его спину, очерченную теплым светом. Затем он обернулся.
- Если я соглашусь, это не даст вам свободы, – сказал он серьезным голосом, смотря ей в глаза, ища понимания ситуации. – Мадор лучше меня владеет мечом, намного лучше. Да он лучший среди молодых рыцарей, вы могли это слышать от мужа.
Гвен сделала шаг навстречу.
- Отбросьте сомнения, я верю в вас, – горячо сказала она, но Борс сразу закачал головой, отворачиваясь.
- Вы не понимаете. Я – не смогу – его – победить. Я смогу только дать вам время.
- Время?..
- Сбежать.
Женщина невесело усмехнулась.
- Сейчас – да, под покровом ночи еще есть шанс. Но там для меня уже будет готов костер, меня будут окружать рыцари, я не смогу сбежать без помощи.
Борс покрутил в пальцах кубок, внимательно наблюдая за ней.
- Вы не бежите сейчас, потому что так ваше имя будет опозорено окончательно, и эта тень падет на короля?
- Я причинила ему достаточно зла, – ответила Гвиневра, чувствуя почему-то, что может говорить такие вещи с ним. Будто рядом с ними невидимой соединяющей нитью стоял дорогой им обоим человек. – Я не сбегу, как Ланселот. Лучше суд.
- Суд для казни.
- Пусть так.
Огонь откинул несколько бликов, и те упали на лица рыцаря и королевы, говоривших здесь в темный ночной час о чести. Наконец сэр Борс вздохнул:
- Миледи, давайте договоримся так: завтра я буду защищать вашу сторону на поединке. Но если до полудня заявится кто-то иной, – он сделал упор на это слово, явно подразумевая, что ее брат мог по каким-нибудь обстоятельствам вернуться в Камелот раньше времени, – я уступлю ему свое место.
- Благодарю вас от всего сердца, – искренне проговорила Гвиневра. Рыцарь склонил голову, заканчивая разговор, и она покинула его покои.
Проснулся Годрик, как всегда, первым. Иногда он и вправду готов был поверить, что люди не зря рождаются разных сословий. Например, его друг не зря родился дворянином, ведь родись он простолюдином, уже бы в свои двадцать пять превратился в ленивого толстяка. Но зато это была проверка на фантазию.
Первую неделю Гриффиндор по милости своей обходился классикой: водой из кувшина, поварешкой по крышке кастрюли, воплями в ухо и тому подобным. Но сегодня решил, что хватит с этой задницы разминки, пора работать в полную силу. Он же лучший друг все-таки!
- О да, Гриффиндор, действительно, почему бы и нет, – проворчал Салазар, проснувшись на потолке. В прямом смысле: Годрик поднял магией кровать, перевернул в воздухе и прилепил к потолку, вместе с ее обитателем.
А теперь широко улыбнулся, гордый за эту картину.
- Навык все крепчает, – заметил он. – А ты неплохо смотришься в качестве лепнины, Сэл.
- Ага, – мрачно зевнул Салазар. – У меня еще одна хорошая идея: ты не думаешь, что так же в качестве лепнины на потолке неплохо будет смотреться мой завтрак?
Годрик решительно задумался.
- А знаешь что? А ты прав!
- Э-э! Мне не нравится, как ты это произнес! – подорвался Слизерин, когда друг смылся из спальни на кухню, но сам снимать заклинание не решился.
Годрик вернулся через минуту.
- Нет, – успел только сказать Салазар. Друг ухмыльнулся и успешно запустил завтраком в потолок. Продрав себе путь через кашу к глазам, Слизерин посмотрел на этот мир абсолютно разъяренным взглядом. – Ну погоди...
Конечно, он сосредоточился, чтобы благополучно спустить себя, вместе с кроватью, на пол, но потом припустил во весь дух за хохочущим идиотом по не такому уж и большому домику. Настигнув того около выхода в комнату, что служила им ванной, он запрыгнул тому прямо на спину, и они оба – высокие, широкоплечие, полуголые – покатились клубком из плоти и подштанников по жесткому полу.
- Ай-й-й, отпусти!
- Тебя мама не учила, что с едой играть нельзя?
- Мама учила, что подозрительным рожам надо давать сдачи!
- ЭТО Я РОЖА?!
Пять минут жестокой потасовки, и оба мужчины принялись усердно дышать, сидя в разных углах кухни на полу.
- Потолок... – Слизерин вдохнул, – будешь чистить...сам!
- Вот еще, – фыркнул Гриффиндор, поднял руку к столу, спустил себе на колени тарелку и принялся уминать колбасу. – Твой же завтрак.
Салазар молчал около минуты, пытаясь подобрать слова для ответа на такую несусветную неблагодарность.
- Между прочим, купленный за мои деньги!
- Ага.
- И колбаса, которую ты жрешь, тоже куплена на мои деньги. Думаешь, наши соседи могут ее себе позволить?
- Я тебя понял, Сэл.
- Что ты понял?
Годрик разделил колбасу надвое (не руками – магией, чтобы кое-кто не ворчал о нечистоплотности) и протянул одну половину другу. Тот чуть не поперхнулся.
- С утра?!
- Да ладно тебе! Ты на своей каше вон какой худющий вырос! И как это с вашими съестными режимами ты умудрился разжиться такой любовью к пирогам?
- А ну отдай мне свой лук!
Годрик засмеялся, когда друг, потянувшись схватить луковицу с его тарелки, задел живот – а мужчина сильно боялся щекотки.
- Вот и разница между нами, Гриффиндор, – сказал Салазар, разрезая лук магией и хватая каждый кусочек пальцами. – Я использую магию для дела, а ты – для всякой дребедени. Что, если нас поймают?
Тот беспечно пожал плечами, продолжая довольствоваться своей колбасой.
- Да как? Окна же закрыты. И мы осторожны.
- О-очень.
- Не боись, Слизерин, – Годрик встал, поставил тарелку обратно, пальцами позвал себе желтую рубашку и коричневую жилетку. Салазар пригнул голову, чтобы волосы обдуло ветерком и не задело одеждой. Друг, насвистывая, позволял магии себя одеть, сам в это время проверяя их съестные запасы.