Больше, чем голод, холод, жажда и усталость, Мерлина раздирали сомнения, страх и воспоминания. И поведение Мордреда ему не помогало. Сначала, когда Артур, возмущенный перспективой быть частью каравана работорговцев, принялся высказывать свое недовольство Мерлину, Мордред обернулся к пленникам, услышав разговор.
Что ж, да, Мерлин осознавал, что виноват. Он не подумал, кидаясь за кроликами. Но сейчас его совесть была полностью поглощена Мордредом и Морганой, поэтому он просто начал спорить с другом, наблюдая за реакцией друида. А тот отвернулся, будто ничего не услышав. Поэтому не он остановил процессию, не он подошел к пленникам, и не он ударил короля за разговоры.
Вечером, когда на север опустилось бездонное темное небо, они наконец разбили лагерь. Мороз усилился, и многие пленники сжались в кучки, чтобы хоть как-то согреться. Артур как ни в чем не бывало лег и уснул. Он больше ничего не сказал другу с того удара, и Мерлин был рад, потому что сейчас он не мог должным образом устыдиться или же возразить. Сейчас его волновал только юноша, сидящий по ту сторону мороза. Мерлин дрожал, сжавшись в комок, и продолжал наблюдать за старым знакомым. Работорговцы развели костер и достали еду. Там было и вяленое мясо, и рыба, и вино, и хлеб.
- Чего уставился? – спросил главарь. Улыбаясь, он наколол на клинок Экскалибура ломоть хлеба. – Это хочешь? Лови.
Он бросил ломоть, и в замерзшем желудке взвыли все три пустые дня, когда этот ломоть приземлился слишком далеко, чтобы достать. А Мерлин все равно инстинктивно дернулся, тут же мысленно обругав себя всем, что вспомнилось. Охотники спокойно посмеялись.
- Нам лучше их покормить, – вдруг тихо заметил Мордред.
- Зачем? – смешливо ответил главарь, разглядывая меч.
- От них останутся кожа да кости.
- Моргане нужны рабы, а не поросята для ужина.
- Тогда замедли марш.
- Чем быстрее доберемся, тем быстрее я получу свои деньги.
Мордред замолк, кинув взгляд на Мерлина. И тот очень бы хотел прочитать мысли за этим взглядом. А еще лучше – душу.
Зачем он это делает? Зачем пытается проявить доброту, если хочет убить? Зачем он так смотрит на него? Зачем хочет запутать? Может, ему нравится это?
Мерлин смотрел на него и не видел того малыша, которому хотел помочь. Он видел холодные голубые глаза и закрытое лицо. И это слишком сильно напоминало его образ из видения ватеса. А Мерлин верил этому видению. Видения всегда сбывались. Абсолютно всегда. Хотел он им верить или нет, пытался ли помешать им или приблизить – они сбывались, и он ничего не мог с этим поделать. Значит, Мордред был злом. Значит, его судьбой было убить Артура. Значит, сейчас Мерлин не мог верить ни одному его лживому слову и ни одному его якобы доброму поступку. Слишком велика была цена его ошибки на сей раз. Сейчас на чаше весов была жизнь его короля. Сейчас у него не было права быть наивным.
Он так и просидел всю ночь, не сумев заснуть. Может быть, оттого, что мысль спать, пока Мордред так близко к Артуру, казалась ему сумасшедшей. В любом случае, когда холодное северное солнце вновь показалось над неровным белым горизонтом, маг все еще сидел, сжавшись в комок, замерзший еще больше, если было куда.
А потом к нему подошел Мордред.
Мерлин недоверчиво следил за его движениями, дрожа от холода. А Мордред достал из-под полы меховой одежды тот самый ломоть хлеба и протянул ему.
- Хочешь?
- Почему ты это делаешь?
Мерлин хотел бы, чтобы Мордред открыл ему свои мысли, как делал раньше. Тогда он смог бы сразу понять, что тот затевает. Но друид был закрытой книгой. А глаза – льдом.
Мордред кинул взгляд на все еще спящего Артура.
- Однажды он спас мне жизнь. Я у него в долгу, – он склонился чуть ниже, словно этим мог заставить поверить своим словам. – Не спеши меня судить.
Мерлину не нравился его взгляд. Слишком пронзительный, слишком прямой и в то же время скрытный. Его невозможно было прочитать.
- Эмрис, ты боишься меня, не так ли?
“Нет, – хотелось ему ответить. – Я только ненавижу выбор, который ты сделал, и который будет стоить слишком многого, если я не справлюсь.”
- Я знаю, с какой ненавистью и подозрением люди обращаются с теми, кто обладает магией, – негромко продолжил Мордред. – Мы с тобой не такие уж и разные. Я тоже научился скрывать свой дар. – Он положил хлеб на снег рядом с Мерлином. – Я клянусь, я сохраню твой секрет.
Он поднялся и направился к повозке, но Мерлин позвал его.
- Что Моргана ищет в Ишмире?
Мордред обернулся.
- Диамайр.
- Что это?
- На языке моего народа это означает “Ключ”.
- Ключ к чему?
- Ключ ко всему знанию.
Мордред ушел, а Мерлин остался дрожать и понимать, что происходит.
Сегодня у них уже был план. Мерлин считал этот план безнадежным, но Артур отказался его слушать под двумя предлогами: первый – за разговоры бьют, второй – именно из-за Мерлина они тут и оказались. Мерлин не стал на это отвечать под двумя предлогами: первый – за разговоры бьют, второй – закатить глаза было куда проще.
В определенный момент, когда местность показалась ему удобной, Артур рухнул на снег, и Мерлин крикнул, чтобы повозку остановили и им дали воду.
Раздраженный и совсем не настроенный тратить воду на пленников главарь работорговцев спешился и зашел за повозку. Пинок упавшего в чувство не привел, так что охотник сам поднял короля на ноги, шипя ему в лицо издевательства. Артур довольно натурально изображал полное бессилие. Мерлин вовремя влез, чтобы принять друга из рук заржавшего работорговца. Тот ушел к своей лошади, а Артур, подняв голову, подмигнул магу.
Получилось. Эмрис должен был признать, что получилось. Нож был в руках короля. Хотя его слуга и не подозревал, что в нем спят отличные актер и вор.
Гаюс, Кандида и Гвен были в Зале Советов наедине с документами, когда стражники ввели Сифу. Гаюсу бы радоваться, что он смог выполнить просьбу девочки и уговорить королеву на аудиенцию. Но радоваться не получалось. Потому что когда такое было, чтобы ему пришлось уговаривать Гвен выслушать юную девушку, которую та приговорила к смерти? Происходило явно что-то, чего старик не понимал. И его это даже немного пугало. Надо же, прошло всего четыре года со смерти Утера, а Гаюс уже отвык от жестокости и несправедливости.
Сифа умоляла королеву пощадить ее и изменить приговор. Дрожащим голосом она просила прощения и искренне раскаивалась в своем поступке. Гаюс не был доверчивым человеком, но он поверил в искренность этой девочки. Она рассказала, что не хотела никому навредить, она просто хотела угодить отцу, который только об этом ее и попросил за всю жизнь.
- Он тебя использовал, – сказала Гвиневра.
- Знаю, – кивнула бывшая служанка. – Миледи, я не хочу умирать.
Но Гвен оставалась непреклонной. Весь разговор она твердила о том, что не может изменить закон, о том, что погибли люди, что у нее нет выбора. Гаюс все слушал и ничего не мог понять. Леди Кандида тоже молчала, бесстрастно наблюдая за сценой.
- Я ничего не могу сделать, – завершила спор королева. – Приговор остается в силе.
- Миледи! – сорвалось с губ перепуганной, не верящей в такое зло девочки.
По знаку стражники ее увели. Двери закрылись. Гвен невозмутимо взяла перо.
- Где там бумаги, которые я должна подписать?
Гаюс расслышал тяжесть в ее голосе и, показав пальцем место на документе, заметил:
- Приговор следует пересмотреть. Он слишком жесток.
- Закон гласит четко, – ответила королева.
- Сифа поступила наивно и глупо, но она не заслуживает смерти.
- Она ведь и не умрет, верно? – вдруг спросила Кандида, спокойно глядя на Гвен. Та улыбнулась ей.
- Нет. Конечно, нет. Я не собираюсь ее казнить.
- Вы хотите поймать ее отца, – продолжила Когтевран, и Гвиневра кивнула.
- Он представляет угрозу для Камелота, а не девочка. Надеюсь, ее беда завлечет его сюда.
- Отличный план, – одобрила Кандида.
- Почему вы мне не сказали? – пораженно спросил лекарь.