- Да вы себя послушайте! – Годрик мотнул головой, взяв себя в руки. – На каком основании вы судите его? Прошлое? Что в этом прошлом говорит о его настоящем чувстве ненависти к королю? Это был мальчик, чьего отца казнил Утер. Это для вас доказательство? Тогда позвольте напомнить, что женщина, чьего отца также казнил Утер, сейчас счастлива замужем за его сыном и делит с ним трон Камелота! Почему Гвиневре вы даете больше прав, чем этому мальчишке?
- Потому что Гвиневра не владеет магией, – возразил Мерлин, – и она...
- Прошу прощения, – Гриффиндор убийственно сощурился, вперившись взглядом в друга, – я сейчас слышал слова Утера Пендрагона? С каких пор владение магией считается для тебя аргументом принадлежности ко злу, Мерлин?
- Отца Гвен даже сам Утер признал ошибкой суда. Магия же до сих пор вне закона.
- Ага. Якобы королеве легче от того, что ее отец известен как казненный ошибочно, а не за преступление? Это как-то вернуло ей его?
- Отца Гвиневры казнил Утер, а не Артур, – возразила Когтевран. – А магия запрещена законами обоих. У Мордреда есть причина ненавидеть нынешнего короля. И вообще, – она скривилась, – куда подевались пророчества и предсказания провидца и дракона?
- Да пусть они летят к черту! – развел руками рыцарь. – Они ничего не значат.
- Ты так ничего и не понял, – покачал головой Эмрис. – Сколько ни пытайся, эти пророчества исполняются.
- Это ты ничего не понял, – ответил Годрик. Потом резко развернулся всем корпусом и склонился над столом, чтобы ближе увидеть лицо друга. – Мерлин, ну подумай. Это же не твои принципы, ты не в это веришь. Помнишь, ты взял с меня слово, чтобы я ничего не говорил Слизерину о словах Килгарры насчет его судьбы? Ты дал ему шанс.
- Может, я ошибся.
Мерлин поднял на него глаза, и в них была столетняя усталость. Годрик отшатнулся, поняв ответ на собственный вопрос.
- Так вся разница в том, что Слизерину дракон напророчил быть угрозой всего лишь Альбиону, а не твоему любимому другу? А Мордреду все сулят быть убийцей Артура? В этом все дело, да? Тебе плевать на Альбион, ты хочешь лишь сохранить живым друга?
Эмрис смотрел на него тяжелым взглядом и молчал. Годрик угадал. И пораженно молчал в ответ. Он вдруг подумал, что Мерлин даже немного похож на Салазара. Они оба продадут все, вплоть до собственной жизни, за тех, кто им дорог, но... Разве не была главной идея, а не человек, который ее несет? Разве идеалы Камелота не важнее их всех тут вместе взятых? Даже Артура? Гриффиндор мог понять стремление друга сохранить живым короля...но не ценой невинного мальчишки, который виновен лишь в том, что какая-то крылатая ящерица и друид объявили ему судьбу убийцы. Не на том держалось королевство, не эти законы диктовал Альбион.
Рыцарь уже спокойно вздохнул и твердо посмотрел на друзей.
- Никто не может быть наказан за не совершенные поступки, – произнес он безапелляционным тоном. – Мордред еще ничего не сделал, он лишь спас короля и стал его рыцарем. Поэтому делайте что хотите – но я не дам вам судить его за то, чего он еще не совершал. Если я узнаю, что вы пытаетесь действовать против него – я донесу Артуру. С именами и подробностями.
И, развернувшись, он вышел из покоев.
- Долгий выдался день, ты наверняка устал, – произнес Гаюс, и его негромкий теплый голос выдернул Мерлина из болота в душе.
Он не помнил, когда сел на эту скамейку и когда начал вариться в собственном соку. Отвращение к себе мешалось с не умещающимся никуда страхом, злостью и холодными мыслями. После ссоры с Годриком ему было паршиво, и вылезти из этого настроения никак не получалось. А попадавшийся в коридорах Мордред был обещанием такого настроения еще надолго.
- Будешь пудинг?
Мерлин словно очнулся.
- А у нас есть пудинг? – перед глазами оказался теплый, свежеприготовленный пудинг. Единственное блюдо, которое всегда удавалось Гаюсу вкусным. Он готовил его редко. Отчасти из-за лени, ведь старческие болячки не давали долго стоять у печи. А отчасти от того, что редкие вещи растягивают губы в улыбке шире, чем привычные. Мерлин даже не понял, как начал улыбаться и как от вида теплого пудинга начало отогреваться все внутри. А может, это от тепла в глазах старого лекаря. – Это мой любимый?
Гаюс улыбнулся в ответ и поставил блюдо на стол.
- Ты скажешь мне, что тебя беспокоит?
- Мордред.
Старик подумал где-то у него за спиной. Потом сказал:
- Люди меняются. Возможно, нам стоит ему поверить.
Странно. Он сказал то же самое, что и Годрик, но от его слов не стало больно. Мерлин вздохнул и заговорил:
- Помнишь, что сказал дракон? Артур падет от руки друида.
- Ты по-прежнему думаешь, что это он? – спросил Гаюс, усаживаясь рядом.
- Мне кажется, что жребий брошен, – задумчиво ответил маг. – Хорошо это или плохо, но великое испытание для Альбиона началось.
Народная традиция одеваться в жуткие костюмы на Самайн, чтобы отпугнуть злых духов, что непременно таились вокруг в кустах или в соседях, была невероятно любима народом. Крестьяне шли к травникам и покупали все, что только могло устрашить, из засушенных насекомых, а потом к охотникам, чтобы купить чучела летучих мышей или змей. До Великой Чистки праздновать Самайн этой традицией было проще, ведь можно было за пару монет попросить любого колдуна наколдовать на ночь что-нибудь жуткое себе на голову или изменить внешность. Но теперь все стало с точностью до наоборот – люди покупали шляпы и шили мантии, чтобы в этот праздник пугать друг друга видом колдунов.
Гриффиндор принял эту идею с энтузиазмом. Пару дней, прошедших с той ссоры до праздника, он вовсю общался с юным товарищем по оружию, впрочем, как и все рыцари. Они то и дело посмеивались над ним, добродушно подшучивали и тренировали, пока придворный лекарь железно запрещал королю брать в руки меч. Эти пару дней Годрик не разговаривал с Мерлином. Не то чтобы они часто встречались, ведь были и ночные патрули, а днем рыцарь пропадал у жены и Слизерина. Но если выпадало свободное время – он уезжал на охоту, а не шел подоставать болтовней Мерлина, как было раньше. А когда они случайно проходили мимо в коридорах, Эмрис не делал попытки заговорить.
Настроение было паршивое, так что Годрик ухватился за идею праздника, чтобы поднять себе его. Он рванул на рынок и долго смеялся с различных “колдовских” товаров, которые только сегодня и были законными. Потом на глаза ему попалась большая остроконечная шляпа с высокой тульей и широкими полями. Он тут же купил ее и нахлобучил на голову, в таком виде и явившись к Сэлу на порог.
- Слизерин! – гордо произнес Годрик, выпячивая грудь и грозно высматривая друга из-под полей шляпы. – Готовься, смертный, сейчас я буду тебя заколдовывать!
Салазар сидел на лавке, растянув на ней свои длинные ноги и потягивая из кубка вино. Рядом стояла уже пустая после обеда тарелка. Увидев рыцаря, он не выдержал и прыснул, отставив кубок и прижав ко рту кулак. Но скоро его смех прошел.
- Великолепная скрытность, – презрительно протянул он. – Колдун маскируется под колдуна, чтобы король не узнал, что он колдун.
- Гениально же, да? – Годрик шлепнул шляпу по острому концу, и она смешно качнулась на его голове, закрыв глаза. Он приподнял ее одним пальцем, выглядывая из-под полей, как из норы. – И это весело.
- Весело? – холодно переспросил Слизерин. – Они пугают друг друга магией, Годрик.
Гриффиндор пожал плечами.
- Ну, мы же каждый день пугаем друг друга мечами. Почему бы не пугать магией?
- Ты безнадежен.
- Зато у меня не такая кислая рожа, как у тебя.
Конечно, из Слизерина плохой помощник в этой игре, зато соседские дети, увидевшие его шляпу, были в восторге. Полчаса он носился с ними, словно был их ровесником, забыв обо всем. Запыхавшийся и со съехавшей набекрень шляпой он взлетел по ступенькам на крыльцо своего дома, где за этой беготней с улыбкой наблюдала Пенелопа, поглаживая свой уже видный живот.