- Сир... – выдохнул он. – Меня зовут Осгар.
- Я знаю, кто ты, – ответил король, приближаясь к нему с обнаженным мечом. С ним рядом были Мерлин и Мордред. И тут колдун заговорил странными словами.
- Священный Дизир послал меня, чтобы я передал приговор Артуру Пендрагону, королю Былого и Грядущего.
В глазах его была такая страшная и отчаянная решимость, словно эти слова были дороже его жизни. Видимо, он и правда готов был погибнуть за возможность сказать их.
- Разве вы вправе выносить приговор? – заметил Мордред.
- Дизир превыше всего, – выдохнул Осгар, – даже королей. Мой долг...передать вам его приговор, о ужасный король. Мой священный долг.
Он полез рукой под плащ, и Мордред поспешил встать ближе. Но Осгар лишь покосился на его клинок и достал из-под одежды какую-то вещь. Это была круглая пластина с вырубленными на ней древними рунами. Она зловеще сверкала под пасмурным небом, а Осгар смотрел на нее так, словно в ней была вся судьба мира. Артур взял протянутую вещь, недоуменно глядя на отчаянно-серьезное лицо врага.
- Долг исполнен, – прошептал Осгар.
- Что это значит? – спросил король.
- Это и приговор, и участь, – страшно глядя исподлобья проговорил умирающий колдун. – Ты объявил войну сторонникам Старой религии. Древние боги ответили тебе... Дизир принял решение... Круг твоей участи начинает сжиматься... Ведь хотя Камелот процветает...закладываются семена его погибели...
У Мерлина в голове запели колокола. Это была та самая фраза, которую ему сказал ватес в разгромленной деревне. Тогда умирающий провидец показал ему видение смерти Артура. Значит, этот Осгар тоже принадлежит к чему-то большому? Что все это значит?
- Что это за бред? – спросил у своих спутников не впечатленный король.
- Еще не поздно, Артур, – вдруг выдавил Осгар. – Не поздно выйти на путь истинный. Спаси себя... Другого шанса не будет...
Он скорчился и медленно осел на землю. Через пару мгновений его не стало. Но слова, сказанные им, повисли в воздухе.
Мерлин, не переставая думать обо всем произошедшем, улизнул от остальных и соорудил каменный памятник на земле, под которой погребли Осгара. Он знал, что это незаконно...но не мог допустить, чтобы здесь ходили так, будто тут не умер человек, обладавший помимо магии именем, историей и, может, даже семьей.
Треснувшая ветка выдала ему подошедшего Мордреда.
- Что скажет король? – поинтересовался друид. – Могилы колдунов не должны выделяться.
Мерлин не ответил. Юный рыцарь зашагал к нему, и Эмрис инстинктивно поднялся на ноги, поворачиваясь к нему лицом, словно прямо здесь и сейчас ожидал ножа в спину.
- Все в порядке, Мерлин, – сказал Мордред. – Я бы поступил так же. В конце концов, он был одним из нас.
Его глаза в этот момент были до того искренними и печальными, что Мерлин позволил себе на минуту забыть о своем недоверии. Он взглянул на могилу Осгара и вдруг, сам не зная зачем, тихо сказал:
- Так будет не всегда. Однажды мы будем свободными.
- Ты правда в это веришь? – так же тихо спросил Мордред.
- Да.
- А пока...мы не выделяемся, – заметил юноша после минуты молчания. – И в жизни...и в смерти.
Он усмехнулся. Печально, горьковато. Но это не заставило Мерлина проникнуться к нему любовью.
Гвейн и Элиан остались в порядке, отряд заночевал в лесу, выпив у костра за первый успешный патруль Мордреда. У Мерлина не было никакого настроения поздравлять друида с участием в операции, в которой умер человек. Даже враг. Причем враг, говоривший о предназначении, о судьбе, о смерти, о конце...а никто не придавал этому никакого значения!
- Поздравляю, – бесцветно пробормотал он в свою очередь. Артур закатил глаза.
- Если он умрет и обретет вечное блаженство, он и тогда найдет причину для расстройства. Ну же, Мерлин, мы победили.
- Осгар мог легко тебя убить, – заметил Мерлин.
- Но ведь не убил?
- Он был колдуном, ему это было бы по силам.
- Он был безумен.
- А как же рунный знак?
- Просто безделушка, – Артур беспечно бросил пластину другу. – Держи. Ювелир сделает оправу в память о нашем успехе.
Конечно, он не собирался принимать всерьез слова колдуна. Для этого у него был Мерлин. Маг всю ночь думал о видении ватеса и взгляде и тоне Осгара. С утра они вернулись домой, и Артур уже извел и себя, и друга, пытаясь дознаться, почему тот такой мрачный и не улыбается. Зато волнения Мерлина разделил Гаюс, который, изучив рунную пластину, тут же попросил, чтобы король зашел в его покои.
- В прошлом эти рунные знаки вызывали большой страх, – стал объяснять лекарь. – Такой знак давался тем, кого осуждал Дизир – высший суд Старой религии. Трех женщин выбирали при рождении и учили провидению. Они должны были толковать послания Триединой богини. Когда они выносили приговор – это было концом.
Для Мерлина этого было достаточно, чтобы запаниковать, но Артур, еле удержавшись, чтобы не прервать речь старика на середине, просто сказал:
- Это старое суеверие неуместно сейчас. Не вижу, как это может повлиять на меня или Камелот.
- Сир, – почтенно возразил Гаюс. – Дизир счел уместным передать вам эту пластину. Боги вынесли вам приговор.
- Но это же...ерунда?
- Но это же...ерунда?
- В Старой религии считалось, что рунный знак содержит не только прегрешения человека, но и уготованный ему богами путь. Поэтому это и приговор, и участь.
У Артура кончилось терпение. Он со вздохом поднялся, направляясь вон из покоев.
- Я сам выбираю путь, – ответил он.
- Так ли это? – посмел спросить Гаюс. Король обернулся. – Говорят, что лишь боги могут изменить участь человека. И только лишь в случае его раскаяния и их удовлетворения.
Артур нахмурился, видя их серьезные лица и явно не понимая их.
- Ты ведь не веришь во все это? – уточнил он. – Гаюс?
Лекарь переплел пальцы.
- Я старый человек, сир. Достаточно старый, чтобы не отметать чужие верования.
И стрела достигла цели. Разговор с Гаюсом заставил-таки Артура задуматься. Он взял рунный знак себе и теперь каждую минуту, когда не был занят делами, вертел его в руках. Мерлин заметил, как друг все больше и больше погружается в свои старые страхи и сомнения, как все больше и больше его волнуют слова Осгара. Артур стал более нервным и дерганым, он постоянно что-то лихорадочно обдумывал.
- Разве при мне порядки в Камелоте не стали справедливее? – спрашивал он у слуги, хотя звучал так, словно старался заново убедить в этом себя.
- Стали, милорд, – поддакивал Мерлин.
- Разве я не избавился от жестоких пережитков прошлого?
- Избавились.
- Я не мой отец.
- Да.
- Тогда почему меня осуждают?
Честно говоря, чувства Мерлина тоже претерпели изменения. Тревога, охватившая его, как только он узнал об опасности, не оставляла, но она была ему уже знакома, она лишь усилилась. Теперь, когда Артур задумался над словами Осгара, когда принял их всерьез и собирался решить это дело, Мерлин был удовлетворен. Но...было кое-что еще.
- Гаюс, скажи, этот Дизир...был справедлив? – спросил он у старика. Тот отвлекся от приготовления лекарств. На его морщинах сразу отразились прожитые года, и взгляд стал внимательным и вдумчивым.
- Насколько я знаю, да. Почему ты спрашиваешь?
- Просто у меня что-то...не сходится, – маг покусал губу, взлохматил волосы и все-таки сказал: – Дизир осудил Артура за притеснения магов, так? Но ведь их начал не он. Войну объявил Утер, и Великую Чистку устроил тоже Утер.
- Но Артур не принял магию, – заметил Гаюс. – Он все еще казнит людей за использование колдовства.
- Думаешь, я забыл? Конечно, магия все еще вне закона. Но Артур казнит только, если колдун сам напорется на патруль. В большинстве это маги, которые хотят воевать.