- Если бы вы приняли правильное решение.
- Что это все значит?!
Дизир не ответил. Мерлин постарался успокоиться и сменить тон.
- Почему вы хотели убить Артура? Из всех земных мразей вы выбрали именно его – почему? Не Утера, не Моргану, не Саррума, нет, вы выбрали Артура!
- Потому что только Артур мог нас услышать.
Маг ошеломленно замер, словно его окатили холодной водой. Он даже сбился на полушепот.
- Что?..
- Мы не хотели убивать Артура, – пояснила старуха.
- Мы тоже верим в его Альбион.
- В него верит Триединая богиня.
- Артур не виноват в том, что не видел добра от магии.
- Но в этом его гибель.
- Мы не хотели его убить, мы хотели его подтолкнуть.
- Помочь ему принять Старую религию.
- Тогда у его врагов не было бы причин его ненавидеть.
- Тогда у него был бы ты.
- И Мордред.
- И все четверо хранителей Альбиона.
Мерлин потряс головой, широко распахнув глаза. Он ничего не понимал, ситуация перевернулась с ног на голову...и вдруг начала обретать логику.
- То есть... – ошеломленно пробормотал он, – вы хотели таким образом помочь ему спастись от судьбы, в которой его убивает Мордред?
Все три старухи синхронно закивали.
- Но...вы прогадали... Зачем вы целились в него? Если бы вы ранили его самого, то он бы спокойно продал свою жизнь, чтобы не пускать магию в Альбион. Он бы сто раз умер за свой народ.
- Поэтому мы целились не в него.
- Мы знали, что каждый из вас точно так же сто раз умрет за него.
- Мы целились в вас.
Мерлин молчал. Он понимал, что сделал. И осознание, какой огромной была его ошибка, придавило так, что он осел на каменный пол, сдавив голову руками.
- Вы не дали подсказки... – прошептал он, не веря, что в его руках был такой шанс, и он упустил его. Он собственными руками убил друга. Он лишил его шанса на спасение. Это он и только он виновен во всем. Какой же он идиот...
- Эмрис, – печально вздохнула старуха, – разве ты сам только что не сказал, что не было никакого смысла осуждать Артура, если мы не осудили других?
- Мы не смогли бы заставить Утера прислушаться к нам. Даже если бы ранили его сына. Он бы продал за это себя, но не королевство.
- Тем более нас бы не услышали ни Саррум, ни Моргана, ни Беренгар. Но нас услышал Артур.
- И я его разубедил... – прошептал Мерлин, все больше сжимая голову руками. – Он же готов был пустить магию, он готов был поменять свое мнение, это я его переубедил, это я, это все я... Боже...
- Не надо, Эмрис, – мягко, но требовательно произнесла старуха. – Вас было двое.
- Вы оба приняли это решение.
- Мы все пытались.
- Видимо, эту судьбу не переломить...
- Это была не судьба, – качнул головой Мерлин, поднимаясь. – Это был я.
“Ты один из самых благородных и чистых людей, которых я встречала, – вспомнились ему слова Пенелопы. – Не позволяй страху изменить это.’’
Он позволил. Он позволил своему страху убить все.
С тех пор, как он увидел видение ватеса, он думал, что судьба его друга написана на небесах, до которых ему не дотянуться, чтобы переписать ее. И тут совершенно невероятным образом в его руках оказалась власть всех спасти, он действительно мог все изменить и не допустить гибель Альбиона. И он добровольно отдал эту возможность, даже оттолкнул, со всей силой, с какой только мог. Глупец. Он все погубил. Ничего уже не исправить. Дороги назад никогда не будет. Падение Камелота грядет очень скоро. И Артур все равно умрет.
Именно с такими мыслями он стоял на следующее утро перед возмущенным Артуром. Мерлин едва слышал, что тот говорил – что-то про опоздание, про день самовольной отлучки, про очередную выходку, про кучу неудобств, которые последовали из-за того, что слуги не было рядом. Мерлин слушал и грустно кивал. У него не было сил притворяться, что он просто где-то гулял, не было сил шутить, острить, огрызаться, даже просто смотреть в глаза другу, смерть которого собственноручно предрешил. Смотреть и знать, что эти глаза очень скоро, наверняка, закроются навсегда. Смотреть и думать, сколько у него осталось времени сообразить мало-мальский план Б. Ему даже хотелось, чтобы его отправили перемыть все полы замка, отполировать доспехи всех рыцарей и почистить денники всех лошадей. Может, так он будет чувствовать себя хоть немного менее виноватым в крушении мира.
- Опять целый день шлялся по тавернам?! – рявкнул Артур. – Будто кто-то давал тебе выходной! Будто прямо сейчас, черт возьми, самый подходящий момент смыться от своих обязанностей!
- Да, – невозможно грустно кивнул Мерлин. – Да, я был в таверне...
- Весело. Можно я тоже буду вот так запросто сбегать, а? Вот приедут ко мне послы от Одина, а я в таверну сбегу! Пусть за меня жена отдувается! Как это назвать, а, Мерлин? Это месть? Я еще и перед тобой в чем-то так сильно виноват? Или это просто невероятное умение делать все наоборот? Почему ты решаешь сходить в таверну именно тогда, когда больше всего нужен на службе?
- Прости... – только и ответил очень тихо маг. И это было искренне. Это то, что он хотел бы сказать, пускай и не про таверны.
- Чего ты такой кислый? Отобрали деньги? Проиграл все жалованье? Или в драку влез? Имей в виду, я больше твои загулы оплачивать не собираюсь! Может, хватит уже? Все, молодость свою ты уже отгулял, может, уже найдешь свою голову, которую ты, наверное, тоже в какой-нибудь таверне потерял однажды?
- Прости.
Вид у него был до того несчастный, что у Артура кончился весь запал. Он сердито фыркнул и махнул рукой на дверь, придвигая к себе бумаги, которыми занимался до прихода слуги.
- Исчезни, Мерлин, уйди с глаз, пока я тебя не прибил. Ты похож на облезлого кота, на тебя даже орать уже невозможно. Пошел вон, сказал, иди полы в моих покоях помой и отсыпайся. Не хочу завтра на такую же кислую физиономию смотреть.
Мерлин склонил голову – жест, который частенько забывал сделать ввиду тесной дружбы. И поплелся прочь из зала.
- Держи правую сторону, я сказал! Не задирай голову – отрубят. Так обзор больше. Попробуй из второй позиции...нет, не так...да подожди ты!
И тут Годрик не понял, как оказался на земле. Просто миг – и он рухнул спиной на прошлогоднюю траву. Где-то вокруг него грянул хохот рыцарей.
Гриффиндор приподнялся с земли и с усмешкой схватился за протянутую руку. Мордред улыбался, хвастливо, гордо и радостно, словно ему было лет двенадцать. А Годрик даже не смог на него рассердиться, потому что был слишком счастлив видеть этого мальчишку живым и здоровым. Он был в патруле, когда произошла вся история с Дизиром, а потому оказался у постели юного товарища только, когда Артур и Мерлин уже уехали его спасать. Он успел намотать по замку кругов восемьдесят и вывести из себя всех вокруг, когда Мордред внезапно пошел на поправку. Все рыцари, бывшие в замке, убедились, что их младший в порядке, и наконец разошлись. Мордред рассказал Годрику про Дизир, а потом вернулись король и его слуга, и все стало еще непонятней. Артур рассказал про договор, про решение, которое должно было убить Мордреда, но отчего-то не убило. Мерлин тоже не знал, почему Дизир так поступил в итоге, так что эта история осталась для всех загадкой.
А вот Пенелопа просто напекла пирогов и заставила мужа отнести их все Мордреду, строго-настрого запретив показываться с ними Слизерину, который, по ее мнению, и так ими злоупотреблял. Впрочем, Годрик все равно не виделся с другом с того самого дня. И даже не потому, что все еще злился, а потому, что не знал, что делать. Он не мог понять случившегося, не мог понять, как оно могло случиться из-за его друга, в котором он всегда был уверен. Он не знал, кого встретит, открыв дверь старого дома – знакомого ворчуна Сэла или того неизвестного, полного злобы и жестоких слов человека, способного поступить так гнусно. Он не знал, что ему делать. Поэтому, как это называла Пенелопа – оббегал проблему по дугообразной.
- Это было неожиданностью, – беззлобно фыркнул Годрик, отряхиваясь. – Я смотрел на твою правую руку, чтобы поставить тебе правильную стойку.
- А я этим воспользовался, – ухмыльнулся Мордред. – Хорошая реакция – залог выживания, ты сам же мне это говорил, да?