- Полагаю... – тяжело дыша, взглянул на своего спасителя Гаюс, – я должен сказать спасибо.
- Быстрее, – не ответил Салазар, подстегнув лошадь.
Бой закончился в сумерках. Никто из воинов не знал, сколько прошло часов, потому что среди грохота битвы, криков и крови врагов и товарищей, приказов и заунывного скулежа раненых лошадей время не имеет власти, оно теряется и перестает что-то значить. Поэтому когда стих звон мечей, Годрик обернулся к рыцарям, таким же запыхавшимся, грязным и все еще напряженным, как и он. Получил молчаливый кивок Леона и побежал в замок. Ноги и руки гудели от усталости, на лице осела пыль, на щеке царапина, на перчатках кровь – не своя, брата по оружию. Но на оставшемся от боя напряжении он побежал по ступеням наверх, на этаж с покоями придворного лекаря. У двери его встретил Мордред, мальчишка улыбнулся во все тридцать два и хлопнул по плечу. Годрик запоздало вспомнил переживания Мерлина, из-за которых они с ним повздорили после Ишмирской кампании. О судьбе Мордреда. Годрик тогда не поверил, что друид принесет им зло. И что теперь? Юнец был рядом с его женой, спасая ее от верной смерти. Нет, не судьба определяет человека, человек – судьбу. И маг был рад, что доверился Мордреду, а не дракону.
- Спасибо, – сжал он ладонь друга. – Я у тебя в долгу.
За дверью его встретил Сэл. Они ничего не сказали друг другу. Просто посмотрели и все поняли. И будто не было той гнусной истории. Гриффиндор подумал, что что бы там ни было, а перед ним его лучший друг, который сегодня тоже рисковал жизнью, чтобы его жена могла спокойно родить. Сейчас ему было этого достаточно. Так что Салазар просто кивнул ему на дверь спальни Гаюса, и оба друга один за другим зашли внутрь.
Лекарь уже вытирал вымытые руки. Вокруг еще стояли не убранные, но уже тоже чистые тазы. На изножье кровати висели несколько мокрых полотенец. В окна заглядывал любопытный месяц с сиреневого неба.
Услышав шаги, Пенелопа подняла голову и улыбнулась. Она была бледна, но зеленые глаза под множеством рыжих прядей из давно растрепавшейся косы сияли теплым светом. Она полулежала в широкой сорочке под одеялом, уставшая, безмятежно-сонная, лохматая и застенчиво-счастливая.
- Мальчики, – тихо выдохнула она.
Годрик, остановившийся было в дверях, подошел ближе и присел на стул у кровати. Осторожно обнял одной рукой жену за плечи. Коснулся лбом ее лба, сияющими глазами глядя в любимые зеленые.
- Я тобой горжусь, – так же тихо сказала он. Пенелопа ласково потерлась лохматой макушкой о его висок.
А Гриффиндор опустил взгляд на два маленьких чуда, лежавших на коленях матери. Их сморщенные личики были еще красноватыми, а у светлых волос нельзя было пока угадать цвет. Глазки их спали, носики сопели, а ротики изредка причмокивали. И в глазах молодого отца зажглись огни, которые обещали никогда не погаснуть. Он смотрел на эти крохотные создания, чьи головки были меньше его ладони, и не мог найти конец разливавшимся внутри нежности, радости и гордости. Он протянул было руку к детям, но остановился, глядя на их спящие, совсем новенькие лица. И просто накрыл своей ладонью пальцы жены.
1 – Гвен пересказывает сюжет пьесы Теренция “Свекровь’’.
2 – перефразированная цитата из манги “Блич”: “Пока я не возьму меч, я не могу защитить тебя. Пока я держу меч, я не могу обнять тебя.”
====== Глава 79. Мой милый крошка, буду я твой менестрель.* ======
- Так у вас двойня? – первым делом слегка ошеломленно спросил Слизерин, зайдя к друзьям пару-тройку дней спустя.
Это было около полудня, Пенелопа как раз успела покормить ребят и снова натянуть на плечи рукава зеленого платья. Годрик все время сидел рядом ниже травы, тише воды. Он даже дышать боялся, наблюдая за тем, как его сыновья чмокают губами и сладко сопят, кушая молоко. Он в жизни не видел более красивой картины. Никакие платья или драгоценности – ничего не могло сравниться с красотой кормящей матери и ее полусонных крох.
- Ты чего? – хохотнул он в ответ на удивление друга. – У Пен же живот был огромный, раза в два больше, чем при одном ребенке.
- Я откуда знаю, какие должны быть животы у беременных? – смешно вскинулся Салазар.
- А спросить?
- Ну, может, у вас, у крестьян и нормально спрашивать женщину, почему у нее такой огромный живот, но дворяне люди более этичные...
- И напыщенные.
Гость уже открыл рот, чтобы ответить что-то на ехидную ухмылку друга, но тут подала жалобно-обиженный голос Пуффендуй.
- Ты что, хочешь сказать, что я была толстая? – воззрилась она на мужа.
- Ты была очаровательна, дорогая! – улыбнулся Гриффиндор. Выражение лица жены не поменялось, а друг скептически поднял бровь. – В смысле, ты и есть очаровательна, даже сейчас... То есть... Я лучше пойду принесу что-нибудь.
Под насмешливое фырканье Слизерина и такое же хмыканье жены Годрик поспешил во вторую комнату дома, бывшую, как и во всех крестьянских домах и кухней, и трапезной, и гостиной. Там он быстро заварил травяную настойку по рецепту Гаюса и чуть не выпил ее сам, пока нес обратно – так она аппетитно пахла. Только ради этой настойки стоило забеременеть, даже если ты мужчина.
- А вино гостю? – разочарованно протянул Салазар, когда друг прошел мимо него к кровати.
- А ты сюда ради вина пришел? – усмехнулась Пенелопа, принимая от мужа настойку. Гость повел плечами.
- Да нет, пришел проверить, живы ли вы здесь. Мне еще с улицы было слышно, как тут вопят, словно вы детей резали на убой.
- Выбирай выражения, – предупредил Годрик. – И да, эти дети такие громкие, у меня в бою так уши не закладывало! Да еще и с утра пораньше...
- Теперь понимаешь, какого мне было жить с тобой? – весело спросил Сэл.
- Ой, заткнись! – со смехом посоветовал рыцарь.
- Мы просто хотели кушать, – тихо пробормотала Пуффендуй.
Она сидела на кровати, на которую падали лучи полуденного солнца, и пила настойку. Волосы ее все еще были собраны в косу, и вообще она выглядела слегка растрепанной и рассеянной, но безумно домашней. Дети лежали перед ней, замотанные в простынки, из которых уже успели выпростать свои маленькие ручки, и теперь эти ручки явно жили своей жизнью. Гриффиндор в такой же домашней желтой рубахе с закатанными по локти рукавами устроился на полу, положив голову на руку, а вторую протянул к детям. Его ладонь была огромной в сравнении с малышами, так что он их не пугал, а просто касался пальцем их крохотных ладошек. Маленькие пальчики тут же обхватывали его палец так крепко, словно собирались никогда в жизни больше не выпускать, и сердце молодого отца таяло с той же скоростью, с которой его губы растягивались в улыбке, а глаза загорались совсем не магическими огнями.
- Ты можешь подойти, – сказал Годрик Слизерину. – Они не кусаются.
- Они твои сыновья, Гриффиндор, – фыркнул тот. – От них всего можно ожидать.
Но все-таки подошел. Неуверенно, неуклюже, словно на кровати лежали не младенцы, а детеныши змей. Встал с другой стороны кровати, склонив голову и задумчиво рассматривая личики детей. Растерянно нахмурился.
- А почему у них глаза косят? – недоуменно спросил он.
- Так должно быть, – ответила Пенелопа, поправив простынку у одного из детей.
- А чего они такие красные?
- Так должно быть.
- А чего они такие...чешуйчатые?
- Это кожа сходит, так должно быть.
- А почему они так дрыгаются? Они похожи на выживших из ума стариков, которые не могут уследить за своими конечностями…
- Сэл, – со смехом покосилась на него Пуффендуй, отведя от губ кружку, – им несколько дней от роду. Все нормально. Они еще не могут управлять руками и ногами. Они сами удивляются, увидев их. И нас они тоже не различают еще, только свет и темноту. И голос только мой различают.
- А-а-а...и из вот таких люди вырастают потом?
- Ага. Ты тоже таким был, представляешь?
- Кошмар какой, – искренне ужаснулся Салазар, и супруги хором посмеялись. – И каким образом вы собираетесь прятать их магию, если они даже руками и ногами управлять не могут?