- Своей магией, – пожала плечами Пенелопа. – Приглушим звуки, поставим защитные заклинания на окна и двери. Кандида обещала найти все, что сможет.
- Вы же понимаете, что это...
Тут он облокотился на спинку кровати и случайно уронил на пол кружку, которую поставила Пенелопа. Кружка с грохотом проскакала по полу, разлив остатки пахучей настойки. В ту же секунду захныкал один из близнецов. Слизерин натурально испугался, большими глазами глядя, как Пуффендуй тут же берет заплакавшего малыша на руки и старается его успокоить. Годрик мог бы, конечно, почувствовать досаду...но с его неуклюжестью он сам уже не раз умудрился громко навернуть что-то, поэтому он только со смехом наблюдал реакцию друга. Слизерин магией поднял кружку и вытер капли на полу.
- Тш-ш, не плакать, ребята, – посоветовал детям Гриффиндор, отправив магией кружку на кухню. – Будьте мужчинами.
- С “не плакать” тебе придется подождать года четыре, – пробурчала Пенелопа уже в относительной тишине. Захныкавший было малыш довольно быстро успокоился на руках у матери. – И вообще это глупости, плакать могут и имеют право все.
- Да-да, конечно, – состроил важную рожицу рыцарь. Потом понизил голос до громкого заговорщического шепота, погладив по животику второго ребенка. – Не слушайте мать, вырастайте, мальчики, и папа вам расскажет, как нужно жить. – Тут он словил насмешливый взгляд друга и добавил: – Главное, чтобы потом дядя Сэл вас не научил, как нужно пить.
- А я один здесь помню, что детей принято как-то называть? – не стал отвечать на провокацию Салазар. Супруги переглянулись.
- А мы как раз спорили перед твоим приходом, Сэл.
- На что спор был?
- Не в этом смысле, – хмыкнула Пенелопа. – Никак не придумаем имена. Может, ты подскажешь красивые?
- Мои вряд ли вам подойдут, – пожал плечами Салазар. – Они для дворянской среды.
- Так я, – Годрик, успевший подняться, встал у изножья кровати, облокотившись о него руками, – я предлагаю назвать их Филиппом и Говардом.
- А я говорю, что не нужно называть детей в честь кого-то, – пробурчала Пуффендуй. – Зачем ребенку чужая судьба?
- Пен, меня назвали в честь прадедушки, – хмыкнул Сэл, – а он был дурак без любовниц, с одной некрасивой женой, выводком детей и огромным состоянием, умерший в цвете лет. По-твоему, судьба передается с именем?
- Все равно, – упорно возразила девушка. – Зачем ребенку чужое имя? Ему нужно свое.
- Но все имена кем-то были уже использованы, какое бы ты ни выбрала. У тебя просто не получится...
- Сэл, ты знаешь, что я имела ввиду. Суть в том, чтобы выбрать имя по красоте, а не по тому, что их носили какие-то уважаемые люди.
- Но почему? – не вытерпел Гриффиндор. – Пенни, эти имена великие! Король Говард уже почти легендой стал, с его именем люди в походы ходили и побеждали! А принцу Филиппу все рыцари благодарны за битву при Боргельфе. Они были великими воинами, ты же знаешь, что...
- Да, а еще я знаю, что наш король своего коня именно в честь принца Филиппа назвал, – упрямо возразила Пенелопа. – Хочешь, чтобы нашего сына звали, как коня?
- Да причем здесь конь? Хоть фазан, дело ведь в личности!
- Ни за что и никогда. Давай что-нибудь другое, что-нибудь, что не связано с реальными людьми.
- Ательстан? – вклинился Слизерин. – Я в балладе какой-то слышал. Так рыцаря звали.
Супруги переглянулись задумчиво.
- А что еще было в балладах? – спросила Пуффендуй. Сэл напряг память.
- Эдвард, Томас, Раймунд, Эниас...
- Последнее мне нравится, – кивнула девушка.
- А еще? – попросил Гриффиндор.
- Бертран, тоже рыцарь был в этой балладе.
- О! – радостно воскликнул Годрик, на секунду замер, кинув взгляд на детей, но они не испугались громкого возгласа. – Бертран... Берт? Берти?
- Мне нравится, – кивнула Пенелопа. – А еще?
- Юстес?
- Кем он был?
- Да не помню я уже.
Чета Гриффиндоров задумчиво помолчали, разглядывая детей, и согласно кивнули.
- Да, все. Решено. Юстес и Бертран. Спасибо, Сэл, – улыбнулась Пенелопа. Друг важно склонил голову в ответ.
- А как вы их различать-то собираетесь? – поинтересовался он.
- Пока – никак, – хмыкнул Годрик. – Потом они уже как-то будут отличаться, наверное... Будем одежду разную давать. Хотя, уже представляю, сколько всяких проделок я бы учинил на их месте...
- Тогда молись, чтобы у них был характер матери, – хмыкнул Салазар.
Слизерин мог только удивляться. Глядя на существ, которых все называли детьми и почему-то умилялись, он мог думать только о каких-нибудь головастиках лягушек. Сморщенные, красные, безмозглые, как его перепелки, хнычущие от каждого более или менее громкого звука, капризные, воображающие себя, наверное, центром мира и считающие, что все вокруг должно вертеться только вокруг них...чему тут умиляться?! Что прекрасного в этих комках соплей, истерик и помета, которые и не собираются тебе платить за все причиненные неудобства? Пожалуй, лишь в этот момент он мог бы понять свою мать, которая с самого детства хотела его убить. Но это было неправильно...почему-то.
В любом случае, вход в дом друзей ему теперь был заказан. И не потому, что ему были там не рады, наоборот, Годрик постоянно звал его в гости, а Пенелопа махала ему из окна, стоило выйти на улицу. Просто там его теперь ждали не веселые перебранки с другом и вкусные пироги от его жены, а постоянное присутствие этих маленьких монстриков, при которых нельзя было нормально посмеяться и поговорить, нужно было следить за каждым своим жестом, чтобы ненароком не задеть или уронить что-то и не спровоцировать детей поднять крик. Хотя друзья и говорили, что “обычные дети кричат гораздо громче и чаще, а эти довольно спокойные”, Сэл даже боялся представить, какой ор стоит в домах “обычных детей”. Да и разговаривать лишь об этих слюнявых существах тоже не было никакого желания. Ему хватало того, что залетавший к нему домой Годрик всегда здоровался какой-нибудь фразой из разряда “они что-то сделали впервые”.
- Сэл, они чихнули! Они так смешно это делают!
- ...Ты понимаешь, он мне улыбнулся! Улыбнулся!
- ...Мне кажется, у них будут мои глаза! Гаюс сказал, у многих новорожденных глаза голубые, а у моих темные, значит будут карие!
Поэтому теперь Салазар все чаще сбегал на охоту. Однажды это привело к интересной и странной встрече. Он забрался на очень далекую огромную поляну, куда никто из здешних охотников не ходил, потому что она была на слишком крутом склоне. Но в его распоряжении была магия, так что взобраться туда было нетрудно. Зато вид оттуда открылся великолепный. Сэл залюбовался красотой местных лесов и склонявшегося к ним звездного неба. Если что-то в мире его все еще впечатляло – это природа. Ее спокойное, властное и честное величие вызывало трепет и преклонение. Вот что на самом деле было великим – а не люди с их верованиями.
И тут он услышал голоса. В принципе, он не удивился – он знал, что именно эту поляну выбирал Мерлин для встреч с драконом, но забирался сюда не по этой причине. Однако почему бы и не послушать разговор великого дракона с его повелителем, раз уж его в свое время не позвали на такую встречу. Годрик тогда сказал, что Мерлин очень торопился успеть до рассвета, поэтому идти за Сэлом не было времени. Еще он сказал, что спросил у дракона о судьбе друга, но тот ответил обычными для себя загадками.
- ...Она точно в порядке? – настойчиво спрашивал Мерлин у Килгарры, когда Слизерин устроился за деревом в темноте чащи. Дракон раздраженно вздохнул.
- Настолько, насколько может быть, – ответил он, словно уже не в первый раз. Эмриса это не удовлетворило.
- Напомни мне еще раз, почему я не могу просто позвать Айтузу и приказать ей жить здесь.
- Потому что, – словно уставший учитель глупому ребенку стал объяснять Килгарра, – Айтуза любит Моргану.
- Артур тоже любит Моргану, но ей что-то от этого ни жарко, ни холодно.
- Моргана любит Айтузу. Нравится тебе это или нет, Мерлин, между ними есть связь. Я ощутил чувства Айтузы, она привязана к ведьме, как ни к кому другому. Да, юный чародей, Моргана была с ней, когда ей было больно. Не ты. А теперь ты смеешь удивляться, что она не хочет покидать ведьму?