В какой-то момент Артур понял, что читает одну и ту же запись в документе уже раз десятый. Мотнул головой и прочитал снова: “...согласно вычислениям, земли от Нереца до Яхвы будут нейтральной территорией, на которой королевства смогут проводить...” Нерец и Яхва?.. А у него есть такие города? Голова отзывалась гудением на любую попытку думать. Да, кажется, это города на крепостях где-то на севере... Сколько там между ними?
Цифры заплясали перед глазами, он оставил документ и протер глаза ладонями. Они болели, огоньки свечей залезали прямо под веки и неприятно резали. Если бы его ум не плыл сейчас где-то между Нерецом и мягкой подушкой с одеялом, он бы, может, и сообразил, что к двум часам ночи эти свечки уже трижды должны были перегореть, но ему было все равно на свечки, его занимало только то, что он должен сделать, чтобы не отдавать свою территорию под переговоры.
Глаза все равно болели. Он поднял голову, проморгался и уставился в темноту комнаты. Потом опустил взгляд ниже, туда, где Мерлин сидел на ковре прямо около стола, подпирая спиной шкаф и сонно-бездумно гоняя пальцами пару бумажек из тех, что он за работой скидывал на пол, как ненужные или испорченные. Остальная их часть валялась в стоявшем рядом горшке для мусора.
Несколько минут он просто смотрел на своего слугу, таким же сонным и бездумным взглядом, каким тот смотрел на бумажки, не обращая внимания на то, что на него смотрят. Мерлин, молча сидящий подле него, казался такой домашней и естественной картиной, что Артур долго не мог понять, что в ней не так. Попытался вспомнить, что было, с трудом пробираясь, как вверх по горам, назад по своим мыслям. Перебрал в тяжелой голове по очереди договоры и другие документы, которые просмотрел за прошедшее время. Снова посмотрел на слугу с подозрением. И вдруг понял:
- Я ж тебя часа три назад спать прогнал!
Мерлин поднял голову. На его лице была сонная растерянность, которая показалась Артуру милой, отчего он решил, что точно уже засыпает на ходу.
- Ну, да... – тихо пробормотал слуга. Почесал нос и снова невинно посмотрел на короля. – Но я же знал, что ты еще долго будешь над этой работой корпеть. Как я мог пойти спать?..
Друзья встретились взглядами. И насколько бы сонным ни был Артур, он осознал, что Мерлин просидел здесь все это время, незаметно меняя свечи и подбирая мусор, просто чтобы быть рядом и не дать сойти с ума. А Мерлин, сколь бы сонным он ни был, понял, что Артур ему за это благодарен. Ничего больше не говоря, они оба вернулись к своим занятиям.
====== Глава 15. Под фиолетовой луной.* ======
Годрик мрачно наблюдал за каждым человеком, входящим в Пиршественный Зал. “Друг, что с тобой не так сегодня? – спросил сэр Борс, заметив его выражение лица, поскольку он никогда не умел скрывать эмоций и уж тем более так мастерски, как Сэл. Годрик отмазался тем, что ждет друга, который никак не придет. Хоть это и не было причиной его волнения, это была правда.
- В общем, сказано, что каждый рыцарь может привести с собой пару друзей, – сказал он сожителю еще утром. – Только приличных. Как думаешь, мне не будет за тебя стыдно?
Салазар же, весь увлеченный своим перепелиным хозяйством, в которое просто влюбился, ответил ему, не отрываясь от благоустройства комнаты для птиц.
- Если там будет что-то интереснее вина.
- Да ладно тебе, Слизерин! Ты же так давно уже в свет не выходил, глядишь, скоро манеры забудешь дворянские. Что я тогда с тобой делать буду?
- Меня больше волнует вопрос, что с тобой я делать буду, когда ты меня достанешь уже этой дворцовой жизнью.
- Хорошо. Тогда так: там будут красотки в ярких платьях, много эля и целая ночь, в которую правитель и его рыцари будут пьяны?
После недолгих раздумий Салазар согласился, но сказал, что придет не к началу пира, а чуть позже, как только обустроит все для птиц, чтобы они смогли самостоятельно прожить без него ночь и, скорее всего, похмельное утро.
Так что теперь Гриффиндор стоял в понемногу заполняющемся зале и ждал одновременно двух человек: друга и врага. Конечно, если этот странный скоморох овладел наконец теми чарами, то вряд ли заявится в зал через парадные двери. Поэтому куда разумнее было просто наблюдать за королевской четой и Мерлином. А с ними все было в порядке: Гвиневра общалась с придворными дамами, а Артур – с рыцарями. Мерлин же, пока никто не видел, таскал со стола еду и с довольным видом ожидал начала пира. Ко всему прочему, кроме того первого патруля, у Годрика не было никаких доказательств для подозрений. Всю неделю перед Круэлем он навязывался в дневные патрули по городу, говоря всем, что просто хочет взять реванш над этими закоулками и все-таки не заблудиться, а если для него места не было, то выкраивал время по-другому. Ночи он проводил у трактира, но только первые несколько часов, потому что ничего не происходило, и он шел домой. Все было без толку: странный скоморох больше не появлялся, ни днем, ни ночью. Он видел его пару раз в окне, но ничего больше. Вообще ничего. Даже (он узнал) в этом трактире не было ничего необычного, кроме винного погреба, которым он славился на район.
- Если ты так беспокоишься, – сказал ему однажды на неделе Сэл, готовя корм для птиц, – скажи обо всем Мерлину, и пусть уже он беспокоится о своем короле.
- Не хочу беспокоить его зря, – ответил Годрик. – У него и так, наверное, инстинкт защиты похлеще, чем у этих твоих перепелок. Вдруг я ошибся? Нет, пусть хорошо проведет время на пиру.
Гриффиндор снова посмотрел на великого колдуна, со смешком наблюдающего за чем-то хвастающимся перед сэром Леоном королем. Все было спокойно, пир должен был скоро начаться. Может, он все-таки зря беспокоится?
Наконец все выстроились у столов, гул немного затих, и Артур поприветствовал всех, в честь темы праздника, не важной речью, а веселой шуткой. Заплескалось вино, зазвенели кубки, и все выпили за наступление лета. Затем по знаку двери открылись, и представление началось.
Первым выступал сказочник, который рассказал всем давно известную, но до сих пор красивую сказку о том, как Зима родила Весну, которая была почти такой же холодной, как ее мать. А потом Весна влюбилась в беспечное и ветреное Лето, настолько приблизилась к нему, что чуть не растаяла и не умерла. Зима и Лето едва не стали мстить друг другу, считая друг друга виноватыми в том, что случилось. Но Весна, так как любила обоих, попросила их существовать по обе стороны от нее, чтобы она могла жить и любить обоих. И так устроилась первая половина года.
Затем пришли скоморохи, и как ни вглядывался Годрик, ни в одном не узнал своего подозреваемого. А потом вышел менестрель. Настроив прекрасный звучный голос, он запел:
- В пучине глухих позабытых времён
Стремился к могуществу каждый барон,
И средь непроглядного леса и сёл
Порою жестокий царил произвол.
Убийства, насилие, пытки, грабёж…
Но стала к Артуру идти молодёжь.
Все рыцари знали, что ценится здесь
Не грубая сила, а доблесть и честь.
Король собирал паладинов двора,
Готовых сражаться во имя Добра… (1)
Сидящие за столом захлопали, менестрель раскланялся, сэр Леон предложил тост, и все грянули хором “За короля Артура!”, а сам король надулся от важности. Затем вышли музыканты и принялись играть невероятно заводной рил. Артур пригласил Гвиневру, и они первыми принялись кружиться по зале средь сотен свечей, благоухающих цветов и ярких платьев. К ним присоединились еще несколько пар, среди которых были рыцари и придворные дамы. Затем какая-то служанка каким-то образом вытащила туда же Мерлина, который отбивался всеми руками и ногами, но храбрая девушка так завертела его в танце, что бедный маг стал похож на пьяную юлу, которая, к тому же, даже не понимает, где находится. Остановив это, служанка схватила его за руки и повела танец, а Мерлин побагровел от смущения. Гвейн подхватил какую-то толстенькую даму и припустил с ней в обнимку вдоль столов по периметру зала, хотя в конце возмущенная дама обругала его на чем свет стоит и даже отлупила мокрым букетом цветов, который он вытащил прямо из вазы на столе и вручил ей. Годрик едва удержался от того, чтобы присоединиться к ним, хоть и совершенно не умел танцевать, но ноги оттаптывали несчастный пол залы. Он продолжал высматривать опасность.