Когда рил стих, и все гости, разгоряченные, уселись обратно за столы и первым делом подняли тост за Камелот и его гостей, в зал вышла целая группа менестрелей в длинных красных одеждах. Пели они о том, как было образовано братство Круглого Стола:
- …Днём позже те рыцари в зале большом
Впервые воссели за Круглым Столом.
На креслах дубовых зажглись письмена –
Собравшихся славных мужей имена…
Торжественно встав, опираясь на меч,
Артур произнёс свою первую речь:
«Собратья! Немного пока ещё нас –
Другие прибудут в назначенный час.
Велик этот день – ныне создали мы
Священное братство защиты от Тьмы.
Друзья! Устремим свои помыслы ввысь!»
И рыцарской клятвой они поклялись:
Родимой страны защищать рубежи,
Бежать от измены, бесчестья и лжи,
Свой меч только в правом бою поднимать,
В обиду ни дам, ни девиц не давать,
Врагов, что сдаются на милость, щадить,
Сирóтам и вдовам опорою быть…
…Со злом они жаркие битвы вели,
Гремела их слава до края земли… (2)
Снова загремели аплодисменты, рыцари во главе с королем поднялись, чтобы выпить за себя любимых. Затем снова вышли барды и сказочники, которые принялись рассказывать о славных битвах короля Утера, и в песнях этих король выглядел таким доблестным и правым, словно не было утопленных детей и сожженных дотла женщин... Песни пели о героях, не помня о том, что те вовсе не были идеальными. Песни не помнили о том, что их персонаж был человеком, который утопил в крови свое королевство, что он завоевал его и правил не то чтобы очень хорошо. Песням было на это плевать, они наивно пели о хорошем Утере, который стоял впереди своей армии и дрался против тьмы. Песни лгали, мешая правду с вымыслом, нагло лгали, облекая выдумку в красивые слова, зная, что всем вокруг очень хочется верить только в эту правду и больше ни во что.
Годрик уже подумывал было пригубить все-таки немного вина, как вдруг...
Из разношерстной толпы вышел тот самый скоморох и подошел прямо к королю. В наступившей после выступления менестрелей и аплодисментов тишине рыцарь хорошо расслышал его слова:
- Ваше Величество, я хотел бы вам предложить фокус, чтобы повеселить вашу королеву, – скоморох вежливо улыбнулся Гвиневре. – Вы разделяете мою жажду ее улыбки?
Королевская чета весело переглянулась.
- Конечно, разделяю, – ответил Артур. – Что нужно делать, шут?
Скоморох артистично поклонился:
- Выйдете со мной в западную комнатку. Нам понадобится совсем немного времени, не волнуйтесь, королева.
- Иди, я сейчас подойду.
Пока музыканты наигрывали какую-то новую песенку, скоморох ушел в одну из пяти комнат, прилегающих к Пиршественному Залу. В северной находился балкон, в парадной – запасной выход в коридор замка, а остальные три предназначались для уединения, так как пиры длились всегда долго. Артур задержался, чтобы что-то сказать сидевшему рядом с ним Леону и поцеловать в макушку жену. Годрик не стал вслушиваться и наблюдать. Мгновенно отступив назад, он прошел вдоль стены и, опережая только поднимавшегося короля, вышел в коротенький коридорчик, длиной в пару шагов, из которого шагающий заворачивал в западную комнатку.
Как только он ступил в коридор, его скрыли снова запахнувшиеся красные занавески. Держа руку на эфесе меча, Гриффиндор завернул в комнатку.
Тут же на его плечо опустилась довольно тяжелая рука. А затем он почувствовал, как все его внутренности насильно скручивают и утаскивают в какое-то третье измерение. Дыхание сперло, грудь стеснило невидимыми обручами, всего его будто пытались сжать до размеров перепела. Глаза больно вдавились в глазницы, уши готовы были взорваться.
Так продолжалось целую вечность, умещенную в черт знает сколько секунд, но скоро он снова жадно набросился на воздух, совершенно не обращая внимания, что находится в каком-то другом помещении. Здесь не было света, здесь было прохладно, а еще он явно был здесь не один.
- Что?! – вскричал скоморох, к которому обернулся задыхающийся и оглушенный Годрик. Лицо его, обрамленное шутовскими оборками, искаженное бешенством, в темноте показалось жутким. – Ты не он!!! Что ты здесь делаешь?! Ты сломал весь чертов план!!!
Гриффиндор не успел ничего сказать или сделать, он все еще отходил от этого странного перемещения. Где-то далеко в темноте, в далекой стене у самого потолка через маленькое окошко, которое обычно бывает в подвалах, лился слабый лунный свет, больше похожий на рассыпанную серебряную пыль. Но именно в этом рассеянном свете вдруг молнией сверкнул клинок ножа.
Боль пронзила грудь так, что в его голове взвыли все колокола, которые только были.
А потом он рухнул на холодный пол и утонул в страшной темноте.
Артур действительно вернулся уже через пару минут без каких-либо изменений, только с растерянной улыбкой на лице.
- Похоже, это был розыгрыш, – развел он руками, подходя обратно к своему стулу. – Он куда-то пропал.
- Что он там сказал? – спросил Мерлин. – Фокус, чтобы повеселить королеву? – он посмотрел на Гвен. – Ваше Величество, вы только посмотрите: нашего короля обдурил скоморох!
Гвиневра звонко прыснула.
- Заткнись, Мерлин, – проворчал Артур, но друг видел, что он тоже повеселился от этого розыгрыша.
Пир проходил как нельзя лучше. Мерлин любил Круэль. Он уже несколько лет провел в Камелоте и каждый год с интересом относился к этому празднику. На нем обязательно бывало множество веселых шуток и розыгрышей, частушек и прибауток. Сейчас, присев на скамью с кубком сидра (ибо Его Величество был слишком занят своей женой и весельем, чтобы доставать слугу, а может быть, специально давал ему отдохнуть после всей этой дневной беготни с подготовкой к пиру), Мерлин окинул взглядом зал. Пересмотрел лица всех знакомых, потерял двух: Гвейна и Годрика. Первого он вскоре нашел спешащим с одной придворной дамой в восточную комнатку, а второй, надо думать, вышел, чтобы поискать своего опаздывающего друга.
Снова вышли менестрели и стали петь уже о славных боях нынешнего короля.
- От недруга он заслонился щитом…
«Сдавайся же! – рыцарь сказал с торжеством, –
Меня без оружия не одолеть!» –
«Пускай нет меча, но при мне моя честь!»
Артур рукоятью с обломком клинка
По шлему неистово стукнул врага,
И тот, отведя помутившийся взгляд,
К воде отступил на полшага назад… (3)
К счастью, как раз перед тем, как этот самый король бы окончательно раздулся от гордости и на нем бы лопнула кольчуга, явилась новая партия менестрелей и завела песню про то, как “Артур искал носки”. Гвиневра с первых же строк оставила в покое вино и закрыла лицо руками. Но вскоре любопытство пересилило даже смех, и она стала наблюдать за мужем. Почти плачущий от хохота Мерлин занялся тем же самым. В продолжение шутовской песни Артур менял даже несколько выражений: от каменного до багрового. В итоге он откашлялся и стал смеяться вместе со всеми.
Справедливости ради менестрели прошлись прибаутками по всем известным личностям: они спели шуточную песенку и о Гвен, и о Гвейне (последнего это вообще не взволновало, так как в зале его давно не было, и его полностью занимало то, чем он занимался в восточной комнатке), и о Гаюсе, и о Мерлине, и о Леоне. Затем прозвучала очень красивая и нежная баллада об Артуре и Гвиневре. Мерлин сразу заметил, как облегченно выдохнула на первых строках королева и счастливо улыбнулась мужу. Наверное, он чего-то не знал.