После определенного часа была совершена традиция: из каждого букета было вытащено по три цветка и брошено на пол, а потом все желающие вышли танцевать по этому усеянному цветами залу под нескончаемые мелодии музыкантов. Мерлин тут же исчез: он пригнулся и чуть ли не ползком принялся спасаться бегством. Тем не менее, вскоре он просто-напросто столкнулся с идущей ему навстречу так же пригнувшейся служанкой. Юлия – златоволосое чудо с огромными глазами и пухлыми губами – задорно поздоровалась с ним и, схватив за руку, снова вытащила танцевать. Маг только удрученно вздохнул и попытался поспевать за ней ногами и не краснеть каждый раз, когда она касалась его талии. Ни одна девушка еще этого не делала. Даже Фрейя, но та просто не успела...
Когда танцы окончились, все в третий раз сели за стол, вспоминая, за что еще можно выпить. Кто-то в шутку предложил тост за Мерлина, и Артур, поднимая кубок, смеясь, так хлопнул слугу по спине, что чуть не выбил из него весь дух. Мерлин, со сварливой улыбкой потирая плечо, мысленно поинтересовался, какого уровня удар был бы у Утера, если бы он знал, что его сын поднимает на круэльском пире тост за своего слугу. А затем, как бы подловив момент, в позу встал еще один менестрель и запел:
- Было одно королевство к югу от зла.
Жили в том королевстве король и слуга.
Только не мог понять там никто никогда,
Кто точно из них там король и слуга.
То крик ’’Мерлин, заткнись!” будит всех по утрам,
То “Артур, поднимайся!” слышно всем морям.
С тех пор и гадали все округа
Кто из них там король и слуга.
Задумали как-то в том королевстве
Прознать все-таки о так наболевшем,
Узнать, и чтоб точно и наверняка
Кто из них точно король и слуга.
Прийти и спросить: “Так, мол, и так,
Ну не можем понять вас никак.
Ответьте народу наверняка:
Кто из вас тут король и слуга?”
Ответили те не издалека:
“Я король тут, а он – мой слуга”.
Все удивились и тут же спросили:
“Отчего вы такими похожими были?
Такими веселыми, близкими стали?
Ведь вас же просто вместе работать призвали!”
Ответили те без прикрас и печали:
“Просто друзьями друг другу мы стали”.
Было одно королевство к югу от зла,
Жили в том королевстве король и слуга.
Больше не путались жители никогда,
Ведь королевством правила дружба всегда! (4)
Описать реакцию к этой бездарной на рифму и слог песенке просто нереально. Хохот гремел так, что, казалось, скоро рухнут башни у замка.
- Видали? – не прекращая смеяться, спросила Гвиневра, так, чтобы слышали ее только двое. – Уже весь Альбион знает, что вы друзья, а вы все притворяетесь, что ненавидите друг друга!
Оба друга остолбенели и от песни, и от этой фразы. Мерлин очнулся первым и принялся гоготать вместе с толпой. Поборовший возмущение король вскоре притянул слугу за шею в дружеском объятии и тоже рассмеялся. Маг только на секунду заметил, как уничижающе на них косятся советники, но, черт возьми, действительно, что могло быть лучше королевства, в котором правит дружба?
Смех, хоть и не хотел проходить очень долго, все же кое-как стих. Все принялись просто есть, слушая бессловесные мелодии музыкантов, которые, уловив настроение публики, стали наигрывать что-то спокойное и прекрасное какой-то древней красотой, заставлявшей на сытый и уже немного сонный желудок задуматься о душе. Наевшийся Мерлин тем более клевал носом, что за сегодня он жутко устал. Поэтому подошедший к нему Слизерин испугал его, разбудив.
- Извини, – пробурчал колдун, слегка нервно поведя плечами и окидывая пиршество не особенно одобрительным взглядом. – Ты видел Годрика? Я его по всему залу ищу.
- Годрика? – Мерлин отлепился от стены, кинув взгляд в то место стола, где последний раз видел Гриффиндора. Потом вспомнил. – А, так он вышел. Я думал, он тебя пошел искать.
- Куда вышел? – со вздохом спросил Салазар.
- Не знаю, но он пропал сразу после розыгрыша скомороха.
Слизерин вдруг напрягся и нахмурился.
- Какого скомороха?
Мерлин улыбнулся ему.
- Ты скоморохов не видел? Обычного. Он Артура разыграл. Позвал куда-то, а сам смылся. Видимо, преданный королю рыцарь решил разыскать сего шутника... Эй, ты куда?
Салазар, больше ни слова не говоря и ничего не спрашивая, развернулся и быстрым шагом направился вон из зала. Мерлин подумал, что у этих двоих свои отношения. И что вообще могло связать дружбой таких людей, как Гриффиндор и Слизерин?
Но тут рыцари во главе с Леоном стали обсуждать что-то смешное, и мысли о двух магах быстро улетучились из головы Мерлина.
- цитата из одноименной песни группы Blackmore’s night
1-3 – стихи Ирины Богдановской
4 – собственное бездарное сочинение
====== Глава 16. Долг рыцаря и долг друга. ======
Годрик никогда еще в жизни не был ранен. Даже бит, потому что его отец хоть и был сумасшедшим, но сумасшедшим деятелем. Ему было легче наложить заклинание и приказать делать то, что он хочет, чем наказывать, ведь это бы отняло его время, его силы и трудоспособность его рабочих. Поэтому максимальная боль, что знал Гриффиндор – это пощечины и оплеухи, да та степень ноющей боли, когда тело измотано несколькими сутками беспрерывной тяжелой работы.
Он оправдывал себя именно этим, когда, очнувшись, вскрикнул от боли. Медленно он выполз из тошнотворно-тягучей черноты, и как только различил за ней какой-то свет, грудь пронзила адская боль. Возможно, старшие рыцари Круглого Стола дали бы ей слабую шестерочку, но для Годрика она скакала где-то под тридцатью. Грудь пылала так, что ему казалось, что если он откроет глаза, то увидит пожар. Целую вечность ему не было дела до остального тела, целую вечность он пытался справиться с жарившей его заживо раной.
Затем, чуть привыкнув к обжигающей, но почему-то не убивающей боли, он попытался вспомнить, как нужно жить. Обычно это делают с помощью тела. Ага, а у него оно где? Годрик попытался хотя бы сам для себя найти свои руки и ноги, но почти не чувствовал их. А когда все же ощутил, попытался пошевелить. И ничего не вышло, как будто боль перекрыла ему путь к остальному телу. Попытался открыть глаза, но веки налились свинцом. Он был бессилен внутри себя самого.
Его тело ему не подчинялось.
Стоп.
Что?!
От одной этой мысли его захлестнула с головой такая паника, что разом заставила собраться все силы, которые были. Глаза распахнулись от одного только ужаса и уставились в потолок.
Он часто задышал. Понял, что это тоже больно. Проморгался, заставляя себя снова и снова поднимать веки. Сощурился, увидев силуэт в белесом сумраке.
- Ты еще жив?! – вскричал его убийца. Годрик силился разглядеть его, но зрение плохо подчинялось ему даже на одном упрямстве.
“Давай! Работай! Пожалуйста!..” – хотелось орать и плакать от страха потерять контроль. Он понимал, что ранен, что тело пытается выиграть себе ресурсы для выздоровления через отдых. Понимал. Но был слишком напуган, чтобы дать себе расслабиться. Он приказывал своему раненому телу работать, как здоровое, гоня от себя мысль о том, что жутко похож сейчас на отца, который приказывал вскапывать чуть ли не каменный грунт. Эта мысль только заставляла злиться, ведь он не похож на отца, просто тот сделал это с ним.
Насколько он мог понять и вспомнить, вокруг был подвал, точнее погреб. Его голова упиралось во что-то твердое, возможно, стену. Рядом высились бочки, они же рядами закрывали обзор. Только что здесь было холодно, но Годрик этого уже не чувствовал. Только тонкий лунный свет робко проникал сюда через далекое маленькое окошко. И даже этот свет прорезал силуэт колдуна-скомороха.