- Погоди. Что значит “приходите”? Во дворце спокойно стерпят то, что со мной будет жить моя сестра?
- Сколько твоей сестре лет?
- Двенадцать.
- Ну и прекрасно. Отправим ее помогать на кухню, и будет отрабатывать занимаемую жилплощадь.
Гвен улыбнулась, да так красиво, что Пенелопа вдруг почувствовала себя лучше. А почему бы и нет – теперь у них есть жилье и возможность его оплатить. Если только она ничего не испортит ни завтра, ни потом. Ох, а она ведь доставит там всем немало неприятностей... А что если ее магию раскроют? Одно лишь радует – Алиса ей не обладает, так что если что-то с ней случится, сестра не пострадает. А со всем остальным она справится.
Алиса сидела на ступеньках бывшего дома Марты, поставив локоть на согнутое колено, и посапывала, положив голову на руку. Во сне она выглядела чуть младше, потому что с лица ее слетала угрюмость и “гениальность”, а оставался только ребенок. Ребенок, отправившийся в сказочный путь к своим мечтам самым легким из способов – заснув.
Пенелопа аккуратно присела рядом, обняв ее за плечи. Сестра проснулась, увидела ее, обняла в ответ и сонно ткнулась в ее грудь, в таком родном и знакомом обеим жесте, что старшая почувствовала, как по телу разливается тепло. И это была не магия. Это была любовь.
- Особо не растрачивай сон, – тихо сказала Пенелопа, переплетая руки на спине младшей. – У меня есть для тебя местечко помягче.
- Ты нашла жилье? – чуть приподняла голову Алиса.
- Ага. Не поверишь.
- В чьем-нибудь поместье?
- Бери выше. Во дворце.
Сестра отстранилась, не разрывая объятий, и нахмурилась, глядя на нее.
- Ты серьезно?
- А я похожа на несерьезного человека?
- Пен!
- Да, я серьезно. Потом расскажу, как так случилось, потому что это чревато смехом и нотациями, но мне предложили быть служанкой королевы.
Черные глаза девочки загорелись, пропал всякий сон, и она уже готова была осилить дорогу к их новому дому.
- Я хочу услышать эту историю.
====== Глава 25. Этот новый смелый мир.* ======
- Наконец-то, – проворчал Стефан, ежась в куртке и еще раз окидывая злосчастную лавку неприязненным взглядом.
Ему здесь определенно не нравилось: ни нормального освещения, ни приятных на вид товаров, ни даже запаха приличного. Он подозревал, что странный тошнотворный аромат исходил как раз из одной банки, где в неверном свете пары свечек он разглядел засушенных жуков. Более скверного местечка он в жизни не видал, но что поделать, если только здесь он мог найти свою месть?
- Мастерство требует терпения, – важно парировал продавец – сухой человечишка с козлиной бородой и проплешиной. – Тебе же нужно, чтобы все сработало по высшему разряду, а не как какое-нибудь дилетантское варево...
- Ну, на это рассчитывать не приходится, – буркнул Стефан. – Сколько оно будет действовать?
- Около недели, пожалуй... – протянул продавец, как будто художник, оценивающий свою картину. – За это время твой враг точно успеет насолить куче своих врагов.
- Все будет так, как я просил? Без провалов?
- Обижаешь. Ровно неделю тот, кому ты это подольешь, будет вести себя точно малый ребенок.
- Но... – Стефан нахмурился. – Это же не то, что я просил.
Продавец покачал головой, будто это перед ним сейчас стоял ребенок.
- Дорогуша, а что делают малые дети? – он протянул флакон с красноватой жидкостью. – Всегда говорят правду.
Стефан попытался взять флакон, но рука продавца отлетела от его протянутой ладони.
- Кажется, мы договаривались о цене, – хмыкнул тот.
Стефан фыркнул, достал деньги и хмуро положил их на стол. Лавочник осклабился и отдал флакон. Не желая больше ни минуты оставаться в этой отвратительной норе, покупатель вышел наружу, в свежие объятия ночи. Глубоко вздохнув, он посмотрел туда, где скоро должен был разгореться восток. Теперь ему дорога в Камелот.
В конце концов, все справедливо. Ложь наказуема, так ведь? Так почему же короли могут избегать этого закона, почему их никто не наказывает за ложь? Нет, теперь все будет по правилам. Утер Пендрагон никогда не церемонился со своей честностью, он лгал всем и всегда, когда ему это было нужно. Например, когда обещал прислать подмогу по его милости попавшему в западню отряду воинов. Вот только он не рассчитал, что у одного из погибших был брат. Тогда он был еще молод и не так умен, чтобы придумать месть. К тому же, Утер был королем, а Стефан всего лишь обедневшим дворянином.
Он злился на себя за то, что столько прождал, придумывая план. Боялся за свою шкуру, если все раскроется. А теперь Утер мертв, и отомстить ему нельзя! Ну ничего, этот венценосный лжец явно смотрит сверху на своего сынка, так что ему будет так же больно, как было когда-то Стефану. Осталось только придумать, как пронести в замок зелье и подлить в кубок короля. Впрочем, с этим трудностей не будет: соблазнит какую-нибудь кухарочку, отвлечет, капнет в вино зельем – и дело сделано. И тогда...о, тогда король Камелота заговорит чистейшей правдой! А ведь вся его жизнь построена на лжи! Все эти политические игры, все дипломатические отношения – все построено только на лжи, все эти коронованные лжецы врут друг другу на каждой встрече, в каждом документе, чтобы не допустить войны. А придворные? А семейство? Ох, да, это будет сладкая месть! Король наговорит всем столько правды, что Камелоту и недели не понадобится, чтобы оказаться на грани войны!
С этими мыслями Стефан вдохнул чистый летний воздух и зашагал по направлению к своей цели.
Как и последние две недели, Гвен проснулась позже, чем обычно. Будто ее тело решило помочь душе и забирало сном чуть больше времени, чем обычно, чтобы душа дольше отдыхала от тоски. Как и последние две недели, ей приснился тот же самый сон. Ей все время теперь снился сынок, только делал в этих снах он разные вещи: то играл с ней во дворе, то ехал с Артуром на лошади, то убегал от пытающегося его поймать Мерлина. И все время хохотал. Его хохот был таким звонким, таким заливистым, полным такой свободной радости, что отголоски его звучали в ее голове еще долго после пробуждения.
Неизменно она просыпалась в руках мужа и с влажными ресницами, обнимая пустоту у живота, где должен был быть ребенок. Сколько еще должно было пройти времени, чтобы она перестала по привычке гладить живот и ждать, когда изнутри толкнут ладонь? Чтобы в голове перестали крутиться мужские имена? Чтобы перестать отсчитывать дни до даты девятого месяца, которая уже не нужна? Чтобы сердце перестала съедать бесконечная смертельная тоска, от которой хотелось выть, кидаться на стены и идти на край света, только бы найти и вернуть желанного сыночка? Чтобы ей перестал сниться слишком яркий сон, который так хочется видеть наяву?..
Сначала она рассказывала эти сны мужу, но видела, что ему не хочется их слушать. Ему не хотелось представлять, как это могло бы быть, не хотелось углубляться во все, что так жгло. Он молча обнимал ее по утрам, тяжело выдыхал в ее волосы вечером после дня с назойливыми придворными, он приказывал служанкам не оставлять ее ни на миг одну, но не желал разговаривать о том, что они потеряли. Она и сама понимала, что в этом нет смысла, ведь их мальчика не вернуть ни мыслями, ни слезами, но все равно возвращалась к жизни очень медленно. Вновь пила крепкое вино на ужин, вздрагивая от мысли, что ее малыша уже нет внутри, и это вино ему не навредит. Заново училась улыбаться, хотя бы на букеты цветов, принесенные заботливым, верным Мерлином, стремящимся оживить обоих своих друзей. Пыталась различать за пепельной тоской цвет солнца и вкус воздуха, которые почему-то все еще существовали в этом мире, в мире, в котором не было ее сына. И в конце концов, занималась тем же, что и муж: работала. С ними был только Мерлин, когда они отправили маленькое, искореженное тельце в маленькой лодочке по реке. А после они оба ушли с головой в работу: Артур пытался разрулить ситуацию с Баярдом, а Гвен – проконтролировать городские стройки и приток торговцев.
Сегодня, когда Мерлин, который эти две недели давал им намного больше времени поваляться в постели (и сам пользовался этим, чтобы поспать), все же явился с завтраком и принялся одевать короля, королева, надев шлафрок, ушла в смежные покои, которые теперь назывались женской комнатой, и позвала свою новую служанку. Ей странно импонировала эта девушка, которая вчера выручила ее у лавки с игрушками. Она ведь сделала это просто так, она просто подошла к незнакомой женщине, которая, как сумасшедшая, вцепилась в игрушку, и позаботилась о ней, как о своей больной бабушке. Эта случайная, абсолютно бессмысленная доброта, подкупила своей искренностью. Поэтому Гвен ждала с нетерпением встречи со своей новой служанкой, с которой, она чувствовала, может подружиться.