- И это, конечно же, была не ты, – кивнул Слизерин. Пенелопа вспыхнула.
- Конечно, не я. Но жители не стали бы разбираться, они бы просто бросили меня в костер и все. Поэтому нам пришлось бежать...
- Прямо в костер, – еще с большей наигранностью кивнул мужчина.
Пен подавила в себе обиду. Ей до смерти надоело, что люди вокруг были больше ее, сильнее, храбрее, наглее, что они позволяли себе говорить громче, перебивать, злиться, кричать, огрызаться, делать больно... В то время, как она просто приходила поговорить. Ну в чем она была виновата? В том, что не умела себя защитить? Разве это вина?
- У нас не было денег, никаких. Здесь был дом, который нам могли предоставить бесплатно. Но хозяйка умерла, и большое счастье, что мне подвернулась работа во дворце.
- Хах, это как сказать, – жестко хохотнул мужчина, глядя в кубок.
- Ну, а твоя история? – осторожно спросила Пен. Собеседник удивленно поднял на нее глаза.
- Моя история?
- Да, при знакомстве обычно оба рассказывают друг другу о себе.
Слизерин коротко засмеялся и снова выпил.
- Боюсь, девочка, моя история не для твоих ушек.
Пенелопа знала, что покраснела, и сжала кулаки на юбке под столом.
- Я только что сказала, что знакома с потерями и голодом. Что ты можешь сказать мне нового?
- Да не в этом дело, бог ты мой, – улыбнулся хозяин дома, откидываясь на стену. – Просто я не рассказываю о себе. Увы, тебе придется довольствоваться тем, что увидишь сама. – Тут в дверь постучались паролем, и мужчина скривился. – И тем, что разболтает мой эмоциональный друг.
Девушка испуганно обернулась: в дом зашел рыцарь. Увидев их за столом, он вопросительно поднял бровь. Слизерин отсалютовал ему кубком.
- А мы тут, Гриффиндор, знаешь, что делаем? Мы...знако-омимся. Чувствуешь, как Эмрис обнаглел, да?
- А он здесь ни при чем, она же сама в город причапала, – отозвался Годрик. Пенелопа почувствовала себя мышкой в комнате с двумя котами. – Мне Мерлин тоже сказал, чтоб я с тобой “познакомился”. Ну, – он присел на скамью, как на коня, и уставился на гостью, как на книгу. – Что я должен о тебе знать, Пуффендуй? Под судом была? Беременела хоть от одного дворянчика?
Пенелопа сама не поняла, как оказалась на ногах и в нескольких шагах от стола.
- Я все рассказала твоему другу. Если захочешь что-то узнать, спроси у него. А у меня нет никакого желания продолжать разговор.
Она вышла из дома спокойно и медленно, но едва его стены скрылись за поворотом, она побежала. Забыв, что надо следить за дорогой, забыв, что потеряется, забыв, что после встречи ей нужно было на базар. Щеки ее пылали от стыда, слезы обиды жгли глаза. Причем обиды и на двоих мужчин, и на саму себя. Ну почему ей так трудно повысить голос, подобрать остроумную фразу и влепить в лицо напыщенному собеседнику? Почему мысли вылетали из головы, стоило только человеку заговорить с ней резко или насмешливо? Почему ей так страшно противостоять задирам, почему так не хотелось ссориться? Почему же родилась она такая, не способная на войну...
Элейна не могла не признать, что была благодарна Баярду за его вспыльчивость и его придворным за их хитрость и алчность. Кучка самонадеянных идиотов сами придумали, как стать отличной декорацией для ее мести. Ей даже не пришлось никого подставлять, все сами сыграли свои партии без ее подсказок. Заносчивость Гвиневры, которая решила, что сможет поиграть в героя-освободителя, лишила ее ребенка. Благодаря этому ее муж, выбитый из колеи, не удовлетворил гордыню Баярда. Оскорбленного короля Мерсии взяли в оборот его предприимчивые советники и генералы, цели которых были далеки от благополучия королевства. Естественно, Артур отказался от их условий, а знающие, что они делают, послы пообещали войну. Все сложилось просто великолепно!
Да, Элейна придумала новый план. Лучше предыдущего. Зачем, собственно, ей нужно было убивать Гвиневру, если она хотела ей отомстить? Из-за этой королевы Ланселот умер, всеми презираемый. Кажется, всеми, кроме короля... Элейна не могла понять этого глупца, который продолжал уважать человека, с которым однажды ему изменила любимая женщина. Но, в конце концов, ей не было до него дела. Важно было лишь то, что он был мужем ее ненавистного врага.
Элейна провела слишком много времени, убиваясь по смерти любимого. Почему же Гвиневра выбрала не Ланселота, а Артура? Деньги? Власть? Статус? О-о, нет, всего этого было не достать во времена Утера. Что же тогда? Гвиневра посчитала, что Артур храбрее? Что ж, пора это исправить. Благо, древние книги могли ответить почти на любой вопрос, если его правильно поставить.
Ее вопрос был таков: какой силы боль испытает королева, чей муж позорно бежит с поля боя и будет убит своими же людьми за эту трусость?
====== Глава 29. Прощай. Вернись. ======
Фактически, когда Артур объявлял о выступлении в поход, Мерлин всегда четко знал, что нужно делать. Он должен был собрать свои пожитки, не забыв о лекарской сумке – подарке Гаюса, попрощаться с самим стариком, затем собрать вещи короля, вымыть его самого, переодеть в дорогу, вычистить лошадей, оружие и экипировку, уместить в сумки еду, а в промежутке еще не пропустить время приема пищи, будь то обед, завтрак или ужин. Но на деле четкой последовательности действий не получалось. И виноваты были в этом все по очереди.
Артур задерживал его вечной руганью на тему опозданий, скудной еды на подносе и прочего. Гаюс в очередной раз прочитывал ему лекцию об осторожности и внимательности, что было бы еще ничего, если бы он не начинал по сотому разу пересказывать свойства всех лекарств, что были в сумке. Сам Мерлин забывал то одно, то второе, то третье, почему-то каждый раз делая все в разном порядке, еще где-нибудь по дороге запнувшись и что-нибудь разбив. И заканчивалось все это безобразие всегда одним и тем же: фразой “Ты идиот” в исполнении короля.
Может, дело было в том, что Мерлин не любил походы?
Его обескураживало спокойное и даже веселое настроение рыцарей, которые шутили по поводу новой кампании или делали ставки на первый бой. Его злило, что они все снова подвергают свои жизни опасности, начиная с того, чьей защитой являлась его судьба. Его расстраивало искривленное беспокойством лицо старого лекаря, которого приходилось покидать. Его пугала мысль никогда больше сюда не вернуться.
Нет, конечно, он не боялся отдать жизнь за Камелот, за Артура или за Гаюса. Он столько раз уже это делал, что сомневаться в себе не приходилось. Просто, несмотря ни на что, он не мог относиться к этому с тем же смирением, что и рыцари. Он знал, что это было неправильно. Вся эта опасность, война, смерти – все это неправильно. Люди должны жить, а не убивать друг друга. И уж точно они не должны относиться к этому со смирением.
- Ты все запомнил? – еще раз уточнил лекарь.
- Оно уже выжглось у меня на той стороне черепа, Гаюс, – проворчал маг, взваливая на плечо сумку. Старик кивнул сам себе, окидывая худощавую фигуру тревожным взглядом. – Со мной все будет хорошо.
- Я знаю.
Они обнялись. Каждый раз, когда они обнимались, Мерлин заново ощущал, как дорог ему этот человек. Слабые сморщенные руки ложились на его плечи, седые волосы лезли в глаза, а старый взгляд был полон той любви, которой магу так не хватало всю жизнь. Любви отца. Любви старшего мужчины, который был бы наставником, учителем, защитником. Который любил бы иначе, чем мать: иронично и сдержанно, но так же бесконечно. Балинор не успел остаться в его жизни, поэтому все, что ему осталось – это старик, чья тоска тянула его домой каждый раз, стоило уехать из города.
- Я зайду к тебе, проверю, не забыл ли ты что-то, – произнес наконец Гаюс и, поймав усмешку ученика, ушел в его комнатку.
Мерлин только покачал головой, но тут в дверь постучались, и он обернулся. На пороге мялась Пенелопа, сжимая в руках какую-то ткань.
- Я... – неловко начала она, подняв на него робкий взгляд, – прости, я просто хотела попрощаться.
- Все хорошо, это ты извини, что я забыл к тебе зайти, – мотнул головой маг. – Столько дел, я забегался.