Выбрать главу

И Артур послал коня вперед, заканчивая разговор. Мерлин вздохнул. Историй о забытых адюльтерах не слышал и он. Но он просто любил своих друзей и хотел, чтобы они были счастливы. Даже если это счастье достается непросто.

Когда процессия въезжала в столицу, королева уже стояла на ступеньках дворца вместе с выстроившимися рыцарями личной охраны, не отправившимися на войну.

Все эти дни Гвен ходила, как на иголках. Она заставляла себя сосредотачиваться на сборе налогов и решении разных государственных проблем, чтобы не застывать у окна, рисуя в воображении самые ужасные исходы войны. Она еще больше, чем обычно, разговаривала со служанкой, а Пенелопа частенько подсовывала ей разогретое с медом вино или настойку вербены, мяты и розмарина с медом перед сном, чтобы она быстро и спокойно засыпала. Она с нетерпением ждала любых известий с границ, но все было глухо, гонцы знали только была битва или нет.

И вот теперь она наконец стояла на ступенях, ожидая, когда волна народного ликования докатится и до дворцовой площади и вынесет на ее камни военную процессию. В ее душе все торжествовало и радовалось вместе с каждой лентой и шапкой, взлетевшей над головами горожан. Ей казалось, что все вокруг сияет от покоя и защищенного мира. В конце концов, это было невероятно! За это лето Камелот прекратил две междоусобные распри, избежал двух кровопролитных войн и приобрел двух сильнейших союзников в бывших страшных врагах. Эра Утера Пендрагона такого не знала.

Увидев мужа впереди войска, Гвен заулыбалась сдержанно, но гордо и счастливо. Однако что-то было не так. Подъезжая ко дворцу в окружении радующейся толпы, Артур ни разу не словил взгляд жены. Гвиневра насторожилась, окинула взглядом его посадку и движения, но они были свободными, значит дело не в здоровье. Скользнув глазами дальше, она нашла фигуру брата и второй раз выдохнула: Элиан был тоже жив и здоров, однако радостен и весел. И вообще среди всех гордых рыцарей лишь мрачная фигура короля выделялась плохим настроением. Хотя, конечно, заметить это могли только близкие.

Процессия остановилась и начала спешиваться. Спрыгнувший наземь Мерлин тут же пошел навстречу облегченно улыбавшемуся Гаюсу и попал в его объятья. Артур молча отдал поводья коня подоспевшему конюху и только тут поднял голову, чтобы посмотреть на жену снизу-вверх. Гвен растерянно улыбалась, стремясь понять, в чем же дело. Преодолев ступеньки, король протянул ей тонкий букетик полевых цветов.

- Милорд, – мягко поздоровалась королева, сделав быстрый книксен и приняв букет.

- Миледи, – ответил мужчина, без улыбки наблюдая за тем, как она нюхает цветы. Затем он, как обычно, развернулся к войску, ожидавшему приказаний. – Еще раз благодарю всех за проявленную доблесть и преданность. Вы заслужили хороший отдых. Раненым – лечиться, в патрули и на заставы сегодня пойдут те, кто оставался в столице. Сэр Леон распорядится точнее. А завтра жизнь снова продолжится.

Рыцари все, как один, склонили головы в поклоне и принялись разбредаться с площади. Гаюс и Мерлин уже исчезли в замке, рыцари из личной охраны королевы отправились к Леону для получения распоряжений. Артур молча нашел руку Гвиневры и сжал в своей. На пороге дворца к ним кинулись советники, и трое из них – лорд Осберт, лорд Генрих и лорд Рослин – принялись рассыпаться в поздравлениях. Королевская пара молча выслушала весь ворох слов, пока те не закончились и советники не ушли. Затем не сказавший ни слова после обращения к рыцарям Артур так же молча потянул жену за собой в их спальню. Гвен тоже не нарушала тишину между ними, понимая, что причина его дурного настроения могла быть высказана только в их покоях, где они могли быть не королем и королевой, а просто мужем и женой.

Как только дверь, отсекающая от мира, закрылась за ними, мужчина притянул к себе жену, ловя ее взгляд. Гвиневра смотрела спокойно и нежно. А затем он наклонился к ней за поцелуем. И в нем Гвен почувствовала, что выражали его глаза: он что-то искал, чего-то просил, от чего-то убегал. Она обвила руками его напряженные плечи, запустила пальцы в запыленные светлые волосы, прижалась всем телом к холодной кольчуге, отдавая в поцелуе свое спокойствие, свою гордость, свою любовь. Отстранившись, они еще много долгих минут стояли, упираясь лбами друг в друга и вместе дыша.

- Что случилось на войне? – наконец спросила королева, когда муж принялся снимать портупею с ножнами. – Ну, кроме войны, конечно.

- Не поверишь, – на выдохе усмехнулся Артур и, положив ножны на стол, собрался снять доспехи, но Гвен подошла ближе и принялась умело снимать экипировку сама. – Это целая история. Меня заколдовали. Представь, наложили заклятье, чтобы я стал трусом. Ведьма хотела меня и опозорить, и убить.

- И у нее не получилось.

- У нее почти вышло, я вел себя, как идиот, целый день. Я даже плакал от страха, понимаешь? Плакал! Потом у заклинания вышел срок, и ведьма явилась убить меня. Только вот подоспели рыцари, а у нее, видно, после этого заклинания, не было достаточно сил, чтобы свалить их всех. И она сбежала.

Гвен нахмурилась.

- Сбежала? Значит, она может вернуться.

- И она вернется. Но это не самое страшное.

Доспехи, кольчуга и стеганка уже лежали на своем месте в ожидании завтрашнего прихода Мерлина, и Артур уселся на стул, что был недалеко от не горящего в это время года камина. Гвен присела на другой.

- Эта ведьма хотела меня убить не из мести мне. Она хотела отомстить тебе.

Гвиневра опешила. Она даже решила, что это шутка, но почему-то голубые глаза мужа были сейчас странно холодноваты.

- Мне?.. З-за что?

Артур помолчал, постукивая пальцами по подлокотнику. Губы его искривила немного нервная усмешка.

- Ты понимаешь... Эта женщина...эта колдунья, именно она в мае подсыпала яд сэру Патрису де ла Порте. Она хотела, чтобы все это привело к твоему позору и смерти. Как мы помним, ничего у нее не вышло. В этот раз она решила, что лучше отомстить тебе, опозорив и убив меня.

- Да за что? – в ошеломлении повторила королева. Муж наконец прямо посмотрел на нее.

- Она была влюблена в Ланселота и винит тебя в его самоубийстве.

Гвен чуть не задохнулась от нахлынувших эмоций. Имя рыцаря произносилось между ними впервые с того самого дня, той самой ночи. Вдруг ей стал понятен холодок в пристальном взгляде мужа и его плохое настроение, и этот ищущий, просящий поцелуй, в котором должны были сгинуть напоминания о прошлом. Почва разом исчезла у нее под ногами. Все разросшееся за полтора года спокойствие разом слетело. Ей снова было страшно, как в тот проклятый миг.

Она еще помнила, какими дико неловкими были первые несколько недель их замужества, когда он медленно заново учился ей доверять. Какими неловкими были первые минуты и часы после дарованного поцелуем прощения. Как сложно было решиться касаться, обнимать и целовать, стараясь каждым жестом, взглядом и словом доказать, что она больше не предаст. Она знала и слышала о куче семей, разрушенных адюльтером, поэтому вступать в замужество для нее было словно идти по хрупкому льду.

Но лед крепчал. И с каждой его улыбкой, с каждым поцелуем, с каждым рукопожатием те страшные дни оставались все дальше и дальше. И она уже стала забывать, что они вообще были, начала жить спокойно и полностью счастливо, забыв о прошлом. А теперь это прошлое вернулось, чтобы спросить с нее ответа.

- Думаешь, Ланселот встретил ее во время своих странствий? – спросила она наконец совершенно не то, о чем думала, и не то, что надо было сказать. Артур, внимательно наблюдавший за ее лицом, хмыкнул.

- Не знаю. Скорее всего. Возможно, Борс что-то об этом знает, я не спрашивал. Можешь сходить к нему на днях и узнать.

От последних слов Гвиневра вздрогнула и подняла голову.

- И что теперь? – не без горечи спросила она. Король пожал плечами.

- Ничего. Будем надеяться, что когда ведьма появится снова, мы сможем ее схватить и предать суду.

- Артур! – перебив, позвала королева. – Я не об этом.

Она скользнула на ковер у его стула и сложила ладони на его колене, настойчиво заглядывая в любимые глаза. Теперь между ними были не только годы любви, но и полтора года супружеской жизни да мертвый ребенок. Возможно, тогда, после свадьбы произошедшее могло бы что-то поколебать в их отношениях, но не теперь. Не после смерти их сына. И скоро мужчина вздохнул, наклонившись, чтобы поцеловать ее макушку.