- Я понимаю, – улыбнулась Пенелопа. – Я помогу. К утру у вас будут костюмы колдунов. Плюс, – она раскрыла одну из коробок, – я немного умею работать с косметикой.
- Откуда ты их взяла? – изумился маг, увидев в коробке кучу тех штук, которые стоят на трельяжах богатых и знатных дворянок. Девушка пожала плечами.
- Вчера я случайно встретила заблудившегося Хьюго – сына сэра Сафира, и случайно довела его до их поместья. Его мать, леди Леттиция, сказала мне просить, что захочу. Я, конечно, ничего не взяла, но сегодня эта возможность оказалась полезной.
“Ключевое слово – случайно,” – подумал Гриффиндор.
- Пенни, ты чудо! – воскликнул Мерлин. Потом словно что-то вспомнил. – И мне пора бежать, иначе меня убьют медленно и мучительно, а потом воскресят, даже несмотря на запрет на магию, и снова убьют. Но надеюсь, я скоро вернусь.
И маг умчался из покоев. Наступило молчание. Пенелопа присела на скамейку, сложив свои вещи. Потом убрала все со стола, спросив хозяина покоев, куда это можно убрать. Затем на свободном столе разложила ткани и коробки, достала мыло и начала чертить выкройку на ткани. Годрик видел, как Гаюс внимательно за ним наблюдает, и это вызвало еще больше раздражения. Он быстро доел, что ему дали, снял сапоги, стянул рубашку, заметив, как покраснела девушка при виде его голого торса, и улегся на кушетку.
Через время он спросил:
- И что, свет так и будет гореть всю ночь?
Он ждал, что ответит девушка, однако она не решилась, и за нее ответил Гаюс.
- А ты предпочитаешь завтра пойти на дело в костюме, который швея сделает в полной темноте?
Рыцарь скрипнул зубами и подложил согнутую в локте руку под голову. Какое-то время слышались медленные шаги старого лекаря, который завершал все свои дела, и возня Пенелопы. Сон, как назло, не шел.
- А как ты собираешься шить одежду на меня? Швеи же обычно мерки снимают, – снова спросил Гриффиндор, не умея занять себя ничем другим, кроме разговора. Тут уже Гаюс не мог прикрыть девчонку, и она ответила сама. Голос ее был тих и зажат, хотя руки продолжали работать с уверенностью и быстротой умелой мастерицы. Иногда она щелкала пальцами и одними губами шептала заклинания, и ткани разрезались невидимыми ножницами, накладывались друг на друга, чуть взлетали над столом, чтобы было удобнее подвернуть и зашить края.
- У тебя и короля одна фигура. Один рост, одна ширина плеч и талии. А его одежду я часто вижу в прачечной. К тому же, одежда колдунов обычно широкая, и даже если я ошибусь на пару дюймов – это роли не сыграет.
- Уж не ошибись, – насмешливо усмехнулся он.
Пару минут спустя открылась дверь. Даже несмотря на то, что походка, прозвучавшая снаружи, была всем здесь знакома, летающие над столом предметы рухнули обратно, а швея испуганно обернулась. Вошедший Мерлин заметил это и нахмурился, закрывая дверь.
- Нет, нам все-таки нужен какой-то пароль, что ли... – пробормотал он.
- Предлагаю вепря, – с готовностью сообщил Гриффиндор. Эмрис уставился на него.
- Вепря.
- Ага. Мы с Сэлом, когда нам нужен пароль, используем слово “вепрь”. И в дверь мы простукиваем его же.
- ...Почему?
- Потому что это его любимая дичь на охоте. И он охотился именно на вепря, когда мы с ним подружились.
Мерлин отвел взгляд, усталым жестом снимая с себя куртку.
- Все чуднее и чуднее... – он приблизился к столу, с интересом наблюдая за работой Пенелопы. – Помощь не нужна?
Девушка улыбнулась.
- Иди спать, ты устал.
- Ты тоже...
- Ты не умеешь шить.
Мерлин сдался этим мягким возражениям и, пожелав спокойной ночи всем, отправился к себе в каморку. Гаюс зажег несколько новых свечей и все поставил на стол, так что весь свет в комнате оказался под боком у швеи. Потом он тоже пожелал спокойной ночи гостям и ушел к себе. В главной комнате, чей полумрак сгущался над ярким заревом свечей на столе, остались только двое, которые меньше всего хотели быть наедине.
Годрик и хотел бы уснуть. Уснуть, чтобы поменьше находиться в обществе этой девушки, но тело его решительно отказывалось спать. Он ворочался с боку на бок, принимался считать овец, начиная всегда с девушки у стола, сбивался и начинал снова. Потом считал бутылки рома – это был способ Слизерина. Затем, исчерпав все способы и окончательно расхотев спать, он снова лег на спину, закинул руку под голову, а другой под собственный тихий шепот поднял огоньки со свечей на столе, чтобы они отлетели все к потолку над его постелью, и стол погрузился во мрак. Увлеченная работой девушка даже не сразу заметила темноту. Он с насмешливой улыбкой наблюдал, как она кинула взгляд на свечи, заметила, что они не горят, но при этом свет в комнате есть. Она обернулась и увидела наконец его, улыбающегося, ладонью держащего огоньки над собой.
- Не смешно, – буркнула Пенелопа. Глаза ее сверкнули золотом, и огоньки поплыли обратно. Годрик не стал их удерживать, и скоро свечи снова горели. – Пожалуйста, не трогай меня. Я же для тебя здесь стараюсь, для тебя и Мерлина.
- Ага, – лениво протянул Годрик, повернувшись на бок. – Особенно для Мерлина, правда?
Свет свечей предал ее, и он увидел румянец, заливший ее щеки.
- Замолчи, – только и попросила она. – Не отвлекай меня.
- Да ладно тебе, Пуффендуй, – усмехнулся рыцарь. – Тебя не отвлечешь. Вон ты как отлично справляешься. Ты же неплохая швея. Так что давай поговорим, все равно мне не спится.
- А тебе хочется со мной разговаривать?
- Не очень, но выбора у меня нет. Давай, поговорим о тебе и твоей влюбленности.
Пенелопа сжала кулаки, на несколько секунд прекратив работу. Но ответ ее был все равно тихим.
- А может, о тебе и о твоей САМОвлюбленности?
- Ого, мы научились дерзить! – Годрик негромко похлопал в ладони. – Растешь, мышка. Я вижу, общение со мной идет тебе на пользу. Глядишь, скоро совсем смелой станешь.
Пенелопа обернулась, не переставая отмерять пальцами ткань.
- Смелость не в том, чтобы защищать себя. Смелость в том, чтобы защищать других.
- Ну да, – легко согласился Гриффиндор. – Именно поэтому завтра я еду спасать друзей и народ от великана, а ты остаешься здесь молиться за меня. – Девушка промолчала, и это его разозлило. Да выйдет она из себя в конце концов? Есть ли в этом существе хоть капля гордости и храбрости? – А если серьезно. Вот если бы так случилось, что ехать сражаться с великаном нужно было бы тебе одной. Спасать короля, друзей, невинных селян. Ты бы поехала?
Пенелопа молчала довольно долго, зажав зубами нитку и сшивая вырезанные формы тканей, и он уже подумал было, что она не ответит, как она тихо произнесла:
- Не знаю. Я знаю, что должна была бы. Но смогла ли бы...не знаю.
Годрик чуть не фыркнул.
- Во-от. Что и требовалось доказать.
Вдруг швея вскинула голову.
- А ты думаешь, что все дело в смелости? – спросила она таким тоном, что ему вдруг на секунду почему-то стало стыдно. Хотя в этом тоне не было ни твердости, ни жесткости, но он был каким-то...жутко похожим на тон его мамы. – Что достаточно человеку быть храбрецом, как все, он уже молодец?
- А что еще может быть важнее храбрости? – неожиданно серьезно ответил вопросом на вопрос рыцарь. – Если человек труслив, то он обязательно станет предателем и обузой.
Пенелопа помрачнела.
- Может быть, – произнесла она. – Но храбрец может стать подлецом и преступником. Храбрость это лишь двигатель. Храбрость – это отличный, резвый конь.
- И кто же, по-твоему, всадник? – насмешливо улыбаясь, спросил Годрик.
- Доброта, – просто ответила девушка. – Храбростью должна править доброта. Иначе ничего не получится.
Неожиданно для себя рыцарь глубоко задумался над этими словами, и несколько минут в темных покоях царила тишина. Но потом он цокнул языком, покачав головой.
- Нет. Нельзя так. Доброта не может править. Ей самой невдомек, куда идти и что делать. Вот взять, к примеру, тебя. Ты вон всем бежишь платочки поднимать, не помня, что платки роняют не для того, чтобы поднять. И эта “помощь” только одни неприятности наживает.