Зато Пенелопа увидела.
В первую секунду она снова испуганно вскрикнула.
А во вторую подскочила к мужчине, схватила его за руку и дернула на себя, назад, к стенам дворца.
Рыцарь издал короткий крик, когда шип, до убийства которому не хватило пары дюймов, прошелся по груди, распоров местами и залив кровью кольчугу, но полетел дальше и неловко вонзился в землю. Падение больно ударило о спину и голову, вес мужчины, которого девушка потянула на себя и который рухнул на нее, вышиб весь воздух из легких, так что на глазах выступили слезы. Но уже через пару секунд, когда свист шипов прекратился, и с далекого бастиона донесся крик “СТРЕЛЫ НА ТЕТИВУ!”, Годрик, тяжело оперевшись кулаком о землю, скатился с тела девушки, дыша, как загнанная лошадь, кривясь от боли, и уставился на знакомую шокированными глазами.
- Ты...только что спасла мне жизнь?..
Он не верил. Он просто не мог в это поверить.
Как? Это должно быть шуткой! Мышка, Пенелопа Пуффендуй, эта трусиха, спасла ему жизнь?!
Но правда была жестока и справедлива. Девчонка только что отвела его от прицела смертоносного шипа. Она только что спасла ему жизнь, несмотря на всю свою трусость.
Хотя...была ли она тогда вообще трусом?
Он таращился на нее, забыв напрочь о творящемся вокруг ужасе, и не мог понять, как Пенелопа, которая дрожала от одного его насмешливого взгляда, которая не могла слова поперек сказать, которая боялась каждого шороха и скрипа, могла быть той же самой Пенелопой, которая сейчас встала с земли, грязная с ног до головы, с ладонями в порезах и ссадинах, с синяком на скуле, оставленным его доспехом при падении, которая сейчас решительно убрала от лица вьющиеся волосы и настойчиво тянула руки, чтобы помочь встать. Годрик смотрел на нее снизу-вверх, и ее круглое лицо на фоне вспыхивающего огнем страшного ночного неба, пыльное и усталое, вдруг показалось ему очень красивым.
- Я просто хотела помочь, – ответила она на его вопрос, подставляя плечо, чтобы он мог встать.
Она что, собиралась самостоятельно поднять раненого в грудь рыцаря в полном обмундировании?..
Прийти в себя от шока помогла только боль. Морщась и глухо рыча, Гриффиндор уперся кулаками в землю в попытке встать. Пухленькие руки обвили его торс ниже раны, женское плечо надавило на его собственное, и он все же смог подняться. Дыша, как после забега, и стараясь не переносить вес на свою помощницу, Годрик повернул голову вбок, чтобы еще раз убедиться, что его глаза ему не врут. Пенелопа отфыркивалась и тяжело дышала, глядя только в полный факелов вход замка. Она на полном серьезе собиралась тащить его туда, несмотря на то, что это было ужасно тяжело, а еще очень опасно, учитывая, что со всех сторон продолжали сыпаться камни, огонь и шипы. Она спасла ему жизнь и собиралась довести его до лазарета, несмотря ни на что.
Увидев, как они спотыкаются, к ним подбежал сэр Галихуд, чтобы помочь и прикрыть. И уже скоро они оказались под светом факелов. Здесь боль и усталость навалились с еще большей силой, но Годрик не позволил себе повиснуть мешком на руках девушки. Он просто не имел права, ни в каком смысле. Лестница показалась безумно долгой и крутой, хотя не была такой, когда он спускался по ней во двор несколько часов назад. К ним присоединилась какая-то служанка и помогла добраться до лазарета. Там в нос ударил жуткий запах лекарств, а уши много долгих минут не могли разобрать, что творится вокруг. Тысячи голосов звучали на разный лад, перекрывая друг друга и сливаясь в один гам, пусть не такой громкий, как на улице, но зато куда более непонятный. Мимо постоянно сновали женщины с ведрами с красной от крови водой и бинтами, раз или два он заметил рыцарей, а иногда в общем гомоне раздавался сухой повелительный голос придворного лекаря.
- Сюда, аккуратно, садись, – Пенелопа нашла свободную скамейку и помогла ему сесть. Затем принялась осторожно снимать с него доспехи и кольчугу, чтобы промыть и обработать рану. Ее пухленькие руки, далекие от стройной красоты, работали слаженно и быстро, почти не причиняя боли. На круглом, потемневшем от грязи и пыли лице губы плотно сжала сосредоточенность, а еле заметные сейчас веснушки казались неуместно-милыми на этом серьезном лице женщины, побывавшей на поле боя.
Годрик наблюдал за тем, как она старается не сделать ему больно своей помощью, и ему вдруг вспомнились все насмешливые фразочки, которые он отпустил по адресу этой девушки. Он вспомнил, как она дрожала и помалкивала, когда он позволял себе громкие насмешки. Как вскрикивала, стоило раздаться неожиданным шагам. Как, несмотря на все стычки, не могла повысить на него голос, а продолжала говорить тихо и робко. Неужели за всем этим всегда была храбрость?
’’Храбрость не в том, чтобы защищать себя, – вспомнил он ее слова, – а в том, чтобы защищать других.”
И она защитила.
Его.
- Ты и лечить умеешь? – спросил Гриффиндор, когда Пенелопа, омыв руки в стоявшем рядом ведре, стала прочищать его рану.
- У меня много талантов, – негромко ответила Пен все тем же скромным и тихим тоном, напрочь лишенным гордости и напора. Но в то же время ее руки спокойно и уверенно обрабатывали ранение. Годрик стыдливо сглотнул.
- Я вижу... – с горечью ответил он.
Уловив незнакомый ей тон, девушка вскинула на него взгляд. Он всмотрелся в эти травянисто-зеленые глаза, полные абсолютной невинности и какого-то...бескорыстия. Ведь она правда не понимала, что такого было в ее поступке. ’’Я просто хотела помочь”...
Рыцарь открыл рот, но едва ли не впервые не знал, что сказать. Точнее, не знал как. Как сказать о благодарности, о стыде, об обещании уважать. Он впервые встретил человека, чья храбрость пряталась за робостью и пугливостью. А еще впервые видел человека такого совершенно бескорыстного. Впервые не знал, как извиниться перед девушкой, которая оказалась лучше него.
Пенелопа тем временем занималась его раной, и это было даже хорошо, потому что он мог смотреть на ее рыжую макушку, а она не могла видеть его лицо. Когда все было готово, она обернула его торс бинтом, сунула его конец под повязку и хотела уже отстраниться, как Годрик порывистым жестом поймал ее ладонь. Пенелопа снова недоуменно посмотрела на него. Ее неожиданно изящные для пухлых рук короткие пальчики были измазаны в его крови, а на скуле уже наливался фиолетовым синяк от его доспеха.
- Ты... – выдавил Гриффиндор, теряясь в словах, что на него, вечно говорливого, было непохоже. – Я хотел... Я просто... – стыд нещадно жег совесть, а зеленые глаза из-под рыжих ресниц смотрели непонимающе и смущенно. Наверное, это от ее ладошки в его руке. Но он не отпустил эту ладошку, боясь, что без нее вообще потеряет решимость. А сказать надо. Надо сделать хоть что-то... – Я хотел сказать, что ты...ты очень храбрая, да. Я...прости меня, пожалуйста, за мою грубость, за мои шутки... Я не понимал, я не знал, как дурак... А ты теперь спасла мне жизнь, еще и вылечила…
Он бессильно замолчал, беспомощно глядя на нее.
А она улыбнулась.
- Можно было только сказать ’’спасибо”, – просто ответила Пенелопа. Годрик моргнул.
- И тебе было бы достаточно?
- Мне достаточно того, что ты живой, – пожала плечами Пен.
- Ты же понимаешь, что меня теперь мучает совесть?
- Она не должна. Это я в первые наши встречи была неуклюжа и мешалась.
- Но я...
- Все хорошо, – она снова улыбнулась, мягко прервав его своим тихим голосом, и взглядом указала на его ладонь. Годрик отпустил ее руку, и девушка ушла лечить других раненых, оставив его с его горящей совестью и шоком вперемешку с восторгом.
- ГОТОВЬ СТРЕЛЫ! – в который раз за ночь закричал Артур.
’’Что, уже?” – в ужасе понял Мерлин и заторопился, произнося магические слова. Ему повезло, и он успел как раз к моменту прихода короля.
- Их не надо чистить, Мерлин, их надо просто сунуть в колчан, и даже с этим ты умудрился провозиться дольше, чем нужно! – пламенно выругался друг, отбирая у мага свой колчан с заколдованными стрелами. Мерлин мог бы съязвить что-то в ответ, но сейчас был не тот момент.