- Добрый вечер, миледи. Я выслушаю вас, если это так важно, что вы даже не отдохнули с дороги. Как ваше имя?
- Я Ева Слизерин, – ответила женщина.
Король удивленно поднял брови, оглянувшись на застывшего неподалеку Салазара, который ничем не ответил на этот взгляд.
- Да, – кивнула женщина, и ее лицо приняло сдержанно-скорбное выражение. – К великому сожалению, я являюсь матерью Салазара Слизерина, которого вы, к несчастью, имеете неосторожность знать.
- Что вы здесь делаете? – процедил Гриффиндор, и рука Элиана легла ему на плечо, заставляя замолчать и не вмешиваться.
- Объяснитесь, миледи, – потребовал король. Женщина с достоинством кивнула.
- Извольте, милорд. Мой сын – маг.
Салазар прикрыл глаза, и его губы медленно искривила саркастичная улыбка.
Он почувствовал, как пепел, в который превратилась его душа полтора года назад, еще умудряется снова гореть. Хотя чего толку? Все же ясно.
Комедия окончена. Сейчас все дружно ахнут, и король отправит его на костер. Эмрис скорбно покачает головой, говоря, что ничем не может помочь, а Годрик... А Годрика куда-нибудь уведут друзья-рыцари, чтобы он не видел, как Сэл сгорит на площади. А его мать будет стоять на этой площади и смотреть, как ее сын, ее плоть и кровь, тот, которого она носила девять месяцев под сердцем, тот, которого зачем-то родила и выходила, тот, которого она успокаивала первые ночи, тот, кто знает вкус ее грудного молока, тот, чье лицо ее копия – сгорит на костре.
Он открыл глаза и увидел ее спокойный, холодный взгляд, направленный на короля.
А ему так хотелось закричать... Закричать ей ’’Мама! Почему ты меня не видишь?! Я твой сын!” Часть его, где-то глубоко внутри, под тоннами ледяного спокойствия, под тоннами перегоревшего пепла, под тоннами цинизма и сухого бесстрастия, эта маленькая часть все еще нестерпимо желала броситься в ноги этой женщине, обнять ее колени и...и увидеть, как эта мраморная маска трескается, как сквозь идеальную холодную красоту проглядывает женщина, которой она никогда не была, но которой должна была быть. Почувствовать ее ладони на своей макушке, ее губы на своей щеке, увидеть ее искреннюю улыбку, потому что она рада видеть его, потому что она рада, что он вообще родился, что он у нее есть. Но, видимо, они оба не умели улыбаться от радости.
Его мать смотрела на него абсолютно безразлично.
“Стерва,” – ударилась в голове мысль. Салазар инстинктивно еще больше выпрямил спину и плечи, продолжая холодно смотреть на все происходящее.
- Ложь! – прорычал Годрик, сделав шаг. – Вам что, мало было достать его в Мерсии, вам надо было приехать в самый Камелот?!
- Сэр Годрик! – громыхнул Артур, и рыцарь замолк. Хмурый король вновь повернулся к гостье. – Это очень серьезное обвинение, леди Ева. Я правильно вас понял? Вы обвиняете своего сына в преступлении, которое карается сожжением на костре.
- Да, все верно, – невозмутимо кивнула женщина. Артур не удовлетворился этим ответом, что несколько посмешило Салазара.
- У вас есть доказательства?
- Вам недостаточно свидетельства матери?
’’Да, Ваше Величество, – с холодным весельем подумал Сэл, – что вам еще надо, чтобы поджарить меня? Меня сдает моя же мамаша. Бегите, пишите указ о смертной казни. Я подожду, не волнуйтесь, мне спешить некуда.”
- Прошу прощения, но на чем основано ваше свидетельство?
Из-за плеча друга выглядывал Мерлин и с беспокойством поглядывал то на женщину, то на двух магов. Гостья вздохнула.
- Со мной прибыли люди – помещики и другие дворяне. Они подтвердят мое обвинение, они видели, как мой сын колдовал.
Артур снова посмотрел на Салазара, а тот встретил его взгляд с невозмутимым видом. Ему было просто интересно, что же тот решит. Советники зашептались между собой.
- Для подобных обвинений есть суд, – наконец объявил король. – Я не могу созвать его сейчас, так как многие лица, которые обязаны на нем присутствовать, находятся вне замка – время уже слишком позднее. У вас есть, где ночевать?
- Да, Ваше Величество.
- Отлично... Завтра днем будет устроен справедливый суд.
- Сир! – пораженно воскликнул Годрик. – Вы же не можете и правда судить Салазара за этот бред на основании слов этой...
- Успокойся, Годрик, – ледяным голосом прервал друга Слизерин, и рыцарь порывисто обернулся к нему. – Король сам все решит. И его решения не подлежат обсуждению.
Артур нахмурился, но ничего не сказал, а вновь обратился к Гриффиндору.
- Сэр Годрик, у меня есть обвинение. Я обязан его выслушать. Я обещаю быть беспристрастным. Решение будет справедливым, – рыцарь хотел что-то возразить, но не нашел слов, пригвожденный к месту каменным поведением своего друга, и король обернулся к Элиану и Леону. – Господа, отведите Слизерина в темницу. Ночь до суда он проведет там, только без фанатизма – вина не доказана, он только задержан.
Салазар мысленно расхохотался, распадаясь на части.
Рыцари кивнули и подошли к обвиняемому, намереваясь взять его под руки, но Слизерин гордо отдернулся. Кем бы он теперь ни был, родился он дворянином, и он никому не позволит вести себя под руки в тюрьму. Смерив рыцарей презрительным взглядом и подарив матери не больше внимания, чем она ему, он развернулся и спокойно направился в сторону темниц, сопровождаемый конвоем.
====== Глава 39. А если там под сердцем лед...* ======
Три недостатка было у Кухулина: то, что он был слишком молод, то, что он был слишком смел, то, что он был слишком прекрасен.
© Ирландские саги. Уладский цикл
Конечно же, Артур разрешил ему тут же последовать за другом. Только Гриффиндору пришлось остановиться за третьим же поворотом, чтобы прислониться спиной к стене и отдышаться, потому что от бега и возбуждения только что начавшая затягиваться рана вспыхнула возмущенной болью. Здесь, ощущая плечами и макушкой холод камня, он и переварил все свои эмоции.
Это невероятно! Это бледное чудовище, по какой-то идиотской ошибке родившееся женщиной, притащилось из Мерсии в Камелот в охоте на собственного сына! Это был какой-то новый уровень жестокости и бездушности, который Годрик не понимал. Он был в шоке тогда, полтора года назад, когда друг ввалился к ним в курятник, как истинный дворянин перепутав его с домом, и попросился переночевать. На следующий день Сэл где-то раздобыл вино и скоро уже пьяным языком поведал о том, что мать открыла на него охоту с собаками, чтобы предать властям, которые бы, согласно букве закона, отправили бы его на костер. Хоть Баярд и не устраивал Чисток, магии он боялся, и в его законах она была запрещена. Годрик тогда сказал другу, что никуда его не отпустит, что тот будет жить у них, пока не найдет клад стоимостью не меньше, чем его бывшее поместье. И сдержал слово: он выпинывал Сэла из кровати по утрам, чтобы тот работал вместе с Гриффиндорами, он обливал его супом каждый раз, когда тот кривился и просил приготовить ему что-то другое, он хохотал над его беготней за курицами в поисках яиц, он прикрикивал на него каждый раз, когда Сэл пытался воспользоваться хлыстом с лошадьми, он читал целые разъяренные лекции, когда друг отказывался лечь спать на постель с дырочкой или без ванны, но ни разу не попросил уйти. Он даже разговоров об этом не допускал. Он принял друга с его магией, потому что на тот момент год назад тот принял его собственную магию. Он до ужаса привык жить бок о бок с Салазаром Слизерином. И тихо ненавидеть его мамашу.
Каким чудовищем нужно быть, чтобы желать мучительной смерти собственному ребенку? Чтобы преследовать его полтора года и добраться до него в другом королевстве? Годрик вспоминал свою маму, которая без слов приняла, нет, даже потребовала от Сэла жить с ними в их хозяйстве, которая приходила пожелать им спокойной ночи, которая пекла своему гостю его любимые пироги, которая учила его готовить, которая выхаживала его, когда он однажды сильно заболел гриппом посреди зимы, которая обняла его на прощание так же крепко, как своего сына. Женщина, желающая своему ребенку костра, явно не имела никакого повода называться матерью. И уж точно она не имела никакого права называться матерью друга Годрика, потому что это ей кое-чем грозило – он ни за что не даст казнить Салазара. Ни за что.