- Мерлин, – выпалил Годрик, хватая лавку и ставя на место. Выпрямившись, он закрыл глаза, резко замерев.
- Сядь, – посоветовал Эмрис. Рыцарь чертыхнулся себе под нос и, опираясь о стол ладонью, сел на злополучную лавку. Растерев рукой грудь, он через несколько секунд снова заговорил.
- Мерлин, ты должен завтра поговорить с Артуром перед судом. Я, конечно, сам тоже поговорю, но всем же понятно, что он только тебя и слушает…
- Прекрати, – оборвал его Мерлин. – Лучше объясни мне, что происходит. Я думал, мамаша Слизерина приказала его арестовать, потому что на него донесли соседи. Что она делает в Камелоте?
- Я не знаю! – воскликнул Гриффиндор, порывистым излюбленным жестом взъерошив волосы. – Я ни черта не понимаю, но знаю одно: Сэл не должен быть казнен завтра. Ты поможешь?
Да, поможет ли он?
Мерлин был в смятении. Ему уже было знакомо это состояние. Он испытывал его с Мордредом и с Морганой. Оба раза он принимал неверное решение, пытаясь быть человечным. Как он должен поступить сейчас? Да, Килгарра сказал, что Слизерин не будет угрозой Артуру, но так же дракон объявил его угрозой будущему Альбиону. Если маг умрет сейчас, ничего не случится. Кроме того, что сидящий сейчас перед Мерлином человек будет страдать, и, возможно, в его сердце поселится ненависть. Потому что в жизни Слизерина был только Гриффиндор, только ему он был верен, только за него готов был перегрызть любому глотку. Достаточно ли это для того, чтобы позволить ему жить?
Но все эти сомнения на самом деле были тщетны. Мерлин прекрасно знал, что даже при всей разумности решения, он не сможет взять и казнить человека, пусть даже не особенно хорошего. К тому же... Он не мог не признать, что сейчас он впервые чувствовал к Слизерину не неприязнь и подозрение, а искреннее сочувствие и желание помочь. Этого человека пыталась убить собственная мать – было бы подло сейчас наказывать его за преступления, которых он еще не совершал.
И да, скорее всего, Килгарра посмеется над ним в их следующую встречу. Скажет, что он поступил в угоду своей человечности и допустил роковую ошибку. Пусть так. Но люди не пешки, они живые. А он не бог и даже не король, чтобы решать, кому жить, а кому умереть. Слава небу, это не его бремя. В конце концов, это именно он толкнул Моргану на темную сторону, не поддержав в нужный момент, а вдобавок отравив. Судьба – странная штука. Ей нельзя следовать или идти наперекор. Нужно просто быть собой.
- Да, конечно, я поговорю с Артуром, – ответил Мерлин, и рыцарь выдохнул с облегчением. Мага позабавило то, насколько большим считают его влияние на короля. – Хотя я даже не думаю, что он особенно настроен на казнь.
- Правда? – с надеждой спросил Годрик.
- Правда, – кивнул Мерлин. – Артур не казнит человека, если не будет доказана его вина. А у этих помещиков ведь только слова, что они якобы видели колдовство Слизерина, да?
- Насколько нам известно, да, – протянул рыцарь. Затем взглянул на собеседника с благодарностью. – Спасибо тебе. Я знаю, Сэл тебе не слишком нравится, но он правда не заслуживает казни...
- В это я верю, – улыбнулся Эмрис. Рыцарь кивнул и, опираясь на стол, поднялся, направившись к выходу. По пути он обернулся, с сомнением спросив:
- Как ты думаешь, мне попросить еще помощи у Гвиневры?
И Мерлин усмехнулся.
Может, у Слизерина дрянная мать, но у него очень хорошие друзья.
====== Глава 40. Кто-то здесь лжет. ======
Артур надеялся избежать этого, но Мерлин сегодня как назло очень долго возился с его одеждой, едой и ванной. В итоге он все еще был в своих покоях, ругаясь на путающегося в пуговицах слугу и встречая насмешливый взгляд жены, сидящей за трельяжем, когда в двери постучался Годрик.
Рыцарь был в обычной желтой рубашке и коричневой жилетке. Происходящее явно выбило его из колеи, потому что не случись вчера обвинений леди Евы, Гриффиндор обязательно бы напялил кольчугу, даже несмотря на то, что она тяжелая и с ней лучше повременить до выздоровления. Он обожал рыцарскую форму, как новичок в свой первый день, даже спустя почти четыре месяца после посвящения. Казалось, он наслаждался тем, что он рыцарь Камелота, и это наслаждение в нем лилось через край, все вокруг это чувствовали. При отправлении в поход, перед опасной операцией, перед патрулем, Годрик был воодушевлен больше всех, видя в этом не только работу, а исполнившуюся мечту. Он был одним из немногих, кроме Мерлина и Гвиневры, кто с удовольствием слушал рассуждения Артура об объединении Альбиона. Они часто разговаривали об этом, делясь идеями и желаниями, представляя друг другу великое будущее, находя друг в друге единомышленников. Годрик любил этот прекрасный новый Альбион, на пороге которого они стояли, так же, как и Артур, и готов был говорить об этом бесконечно. Он не смеялся над наивностью короля, желавшего верить в хорошее будущее, в возможность дружественного союза. В нем было столько веры и смелости, что порой именно его энтузиазм возрождал в Артуре намерение воплощать их мечту в реальность.
Теперь его храбрый рыцарь стоял перед ним, почтительно склонив голову, немножко похожий на побитого пса. Король знал, о чем тот сейчас заговорит, и клял Мерлина всеми вспомнившимися словами за медлительность.
- Сир, – произнес Гриффиндор, – могу я с вами поговорить?
Артур вздохнул, поняв, что разговора не избежать.
- Можешь, – кивнул он.
- Мне уйти? – спросила у рыцаря Гвиневра. Тот качнул головой, сглотнув.
- Нет, миледи, оставайтесь. Я хочу попросить помощи у вас обоих, – он помолчал, как будто нужно было что-то еще, чтобы понять, зачем он сюда пришел. Потом поднял взгляд на короля, а тот приложил все усилия, чтобы остаться невозмутимым. – Милорд, я...я хотел поговорить с вами до суда. Надеюсь, мое слово, как вашего верного рыцаря, что-то значит. Прошу вас, не казните Салазара.
- Годрик... – протянул Артур, но рыцарь не дал ему уже сейчас сказать то, что он скажет после.
- Сир, если вы не верите ему, поверьте мне. Пожалуйста. Его мать – чудовище, она сдала его властям, едва соседи наговорили ей, что он якобы колдовал в лесу. Она отправила своих людей с собаками разыскивать его после побега. А теперь она здесь, чтобы добиться его казни. Она настоящий монстр, вы не можете... Сир, – Гриффиндор прямо посмотрел на короля, не отпуская его взгляда. – Артур, пожалуйста.
Ему хотелось завыть. Ну почему все вокруг считали, что можно просто прийти, попросить – и все будет улажено?
Утер часто повторял, что у короля не может быть друзей. Сначала Артур считал, что это потому, что короли не могут себе позволить питать к кому-то слабость, так как это помешает им быть беспристрастными. Но дело было не только в этом. Если двое друзей равны, и один из них обидел другого, все, что последует за этим – извинения. Король мало того что может наказать за вину – он обязан это сделать. И это лишало его возможности иметь друзей, потому что сложно питать симпатию к человеку, который как-то наказал твоего близкого, даже если ты знаешь, что это было заслуженно и справедливо. За это Артур уважал Аннис, которая простила ему смерть мужа. За это он восхищался Гвиневрой, которая ухаживала за Утером, как родная дочь, забыв о том, что тот казнил ее отца. За это ему было вечно стыдно перед Гаюсом, который ничем не упрекнул и не напомнил о его подозрениях.
А если он потеряет дружбу Гриффиндора?..
- Годрик, – обратился он к рыцарю, положив ему руку на плечо. Он нашел взгляд карих глаз и постарался, чтобы они увидели его искренность. – Пойми, я не могу казнить или не казнить просто потому, что меня кто-то об этом попросил. Короли не боги. Они тоже подвластны законам. А ты – не твой друг, мы не можем быть ответственны за чужие проступки. Если Слизерин в чем-то виноват, он будет наказан, если нет – отпущен. Я могу поклясться тебе только в одном – у меня нет ни малейшего желания казнить твоего друга, поэтому я нисколько против него не предубежден. – И он повторил вчерашнюю фразу: – Суд будет справедлив.