Сознавая все это, я особо не торопился поделиться с товарищами по оружию, теперь уже бывшими, своими бедами. Скорее всего, они уже знали моих злоключениях. Кроме того, с моей стороны было бы даже нечестно бередить им души жалобами и стенаниями Зачем оживлять в солдате человеколюбие и сострадание, похороненные где-то глубоко-глубоко внутри?
На обочине под большим деревом собрались бойцы передового дозора. Из этого элитного подразделения уцелело всего несколько человек.
Мы высадились на западном побережье острова Лейте в составе смешанной бригады одного из армейских корпусов. Значительные воинские подразделения спешно перебрасывались в район порта Таклобан на выручку частям, оказавшимся в отчаянном положении.
Едва мы оказались на берегу, как тут же подверглись массированной атаке американской авиации. Половина наших людей погибла на месте. Тяжелая боевая техника и транспортные суда, разметанные бомбами противника, канули в морскую пучину. Остаткам наших соединений было приказано продвигаться на восток и в полном соответствии с первоначальным планом преодолеть центральный горный массив острова Лейте по единственному узкому перевалу. Нашей конечной целью значился аэродром Бурауэн.
Добравшись до подножия горного хребта, мы обнаружили там малочисленные остатки передового корпуса, вышедшего на заданные позиции намного раньше нас. Как оказалось, шквальный огонь американцев стер наши войсковые соединения с лица земли.
Исходя из ситуации начальство приказало нам перейти горы немного южнее, где не было ни перевала, ни разведанных троп.
Как только мы стали карабкаться вверх по уступам, раздались залпы и с трех сторон на нас посыпались снаряды. В мгновение ока мы скатились с горы и рассредоточились по местности. Немного позже несколько рот сгруппировались в долине и разбили лагерь. Офицер связи был отправлен на базу Ормок за дальнейшими инструкциями. Когда он вернулся, по лагерю поползли странные слухи. Говорили, что из штаба получен приказ штурмовать перевал и осуществить переход через горы любой ценой. Капитан, содрогаясь от гнева и отвращения, разорвал приказ в клочья…
Таким образом, наша поредевшая рота – по количеству бойцов она равнялась взводу – теперь стояла в маленькой деревушке, приютившейся в тихой сонной долине.
Запасы продовольствия, отпущенные нам на базе Ормок, быстро закончились. После этого мы обшарили опустевшие деревенские лачуги и сараи и изничтожили подчистую найденные там кукурузу, зерно и корнеплоды. Отныне вся наша жизнь была сосредоточена на одном: как дикари, мы рыскали по окрестным полям и рощам в поисках картофеля, бананов и другой снеди. В целях повышения эффективности разведывательных и заготовительных экспедиций наша рота разделилась на три группы, которые по очереди отправлялись за добычей. Когда один отряд возвращался в лагерь с запасом провианта для всей роты, за пищей отправлялся следующий.
Во время походов наши добытчики не раз натыкались на солдат из других частей. Эти встречи сопровождались яростными спорами и даже стычками: соперники боролись за территорию и трофеи. Неудивительно, что вскоре поисковым группам уже приходилось забираться все дальше и дальше от лагеря, чтобы найти что-нибудь съестное. Порой поход за провиантом занимал несколько недель.
Из-за обострения болезни мне нельзя было таскать тяжести, и я не мог участвовать в заготовительных экспедициях. Именно это и обусловило приговор, неотвратимый, как сама судьба: я получил приказ убить себя.
Сквозь рощицу я поплелся к дозорным. Вместо приветствия они молча уставились на меня. Я обязан был доложить офицеру о своем прибытии, но одно это уже вселяло в меня ужас. Вялое любопытство окружающих, проявление пренебрежительной жалости были мне ненавистны. Я чувствовал: все ждали, когда же я наконец произнесу роковые слова: «Меня вышвырнули вон».
Казалось, время застыло. Едва волоча ноги, я подошел к большому дереву, у которого собрались солдаты, встал перед лейтенантом навытяжку и отрапортовал по-уставному. Он внимательно слушал меня, плотно сжав губы. Его бледное лицо ничего не выражало. Я замолк, повисла пауза. Внезапно я заметил, что мой доклад оказал на офицера странное воздействие. Мне показалось, что краткий отчет о моих злоключениях напомнил ему о неопределенности его собственной судьбы. И это неожиданно возбудило в нем внутреннее беспокойство, ноющую тревогу.
– Даже не знаю, кому больше повезло, – пробормотал он глухим голосом, – вам или нам. Думаю, скоро мы получим приказ готовиться к решительному наступлению. Что ж, хоть в эту передрягу вы не попадете!