Эгвейн подумала, не надеть ли чулки, потом просто сунула ноги в туфли. Крепкие туфли, подходящие для Пустыни; пожалуй, она немножко сожалела о мягких шелковых туфельках, какие носила в Тире.
— Как тебя зовут? — спросила Эгвейн, стараясь быть приветливой.
— Ковинде, — последовал покорный ответ.
Эгвейн вздохнула. Она все пыталась вести себя с гай'шайн дружелюбно, но взаимностью они не отвечали. Привыкнуть к слугам у Эгвейн не было возможности, хотя, разумеется, гай'шайн и не были слугами в точном смысле этого слова.
— Ты была Девой?
Догадку Эгвейн подтвердили яростно и быстро вспыхнувшие темно-голубые глаза, но Ковинде быстро опустила взор:
— Я — гай'шайн. Что было, то было до, а что будет, то будет после, а теперь есть только сейчас.
— Из какого ты септа и клана? — Обычно спрашивать не требовалось, даже у гай'шайн.
— Я служу Хранительнице Мудрости Мелэйн из септа Джирад, из Гошиен Айил.
Эгвейн нахмурилась и посмотрела на Ковинде, прервав размышления, какой из двух плащей выбрать — коричневый из плотной шерсти или стеганый из голубого шелка, который она купила у Кадира. Купец, чтобы освободить место под груз Морейн, распродал все товары из своих фургонов, причем за хорошую цену. Нахмурилась девушка неспроста — это был не общепринятый ответ. Эгвейн слышала, что у некоторых гай'шайн последствия такого откровения выражались в необычной форме: когда истекали положенные год и один день, они попросту отказывались снимать свое белое одеяние.
— Когда кончается твой срок? — спросила девушка.
Ковинде сгорбилась, почти сжавшись в комочек:
— Я гай'шайн.
— Но когда ты будешь вольна вернуться в свой септ, в свою крепость-холд?
— Я — гай'шайн, — прохрипела женщина, уткнувшись носом в ковры. — Если этот ответ вам неприятен, накажите меня, но ответить иначе я не могу.
— Не глупи, — резко сказала Эгвейн, — и выпрямись. Ты ведь не жаба.
Одетая в белое женщина не мешкая подчинилась и села на пятки, покорно ожидая новых приказаний. Будто и не было мимолетной вспышки гордости и бойцовского духа.
Эгвейн глубоко вздохнула. Эта женщина нашла свой способ приспособиться к тому откровению. Пусть выход и глупый, но никакие речи Эгвейн не изменят решения Ковинде. Так или иначе, сейчас Эгвейн надо идти в палатку-парильню, а вовсе не беседовать тут с Ковинде.
Девушка помедлила, вспомнив о холодном сквозняке. От ледяного порыва плавающие в мелкой чаше два больших белых цветка наполовину закрыли свои лепестки. Так цвело растение, называемое сегаде, — толстый, мясистый, лишенный листьев стебель, кожистый на ощупь, ощетинившийся колючками. Сегодня утром Эгвейн наткнулась на Авиенду, которая смотрела на эти цветки, лежащие у нее на ладонях. Айилка вздрогнула, заметив глядевшую на нее девушку, и сунула цветки в руки Эгвейн, сказав, что сорвала их для нее. Эгвейн решила, что в Авиенде еще осталось многое от Девы и она не хотела признаваться, что ей нравятся цветы. Правда, если подумать, ей встречались Девы, которые вплетали цветы в волосы или прикалывали их к одежде.
Ты просто ищешь отговорки, лишь бы подольше в тепле посидеть, Эгвейн ал'Вир. Хватит время тянуть, у тебя что, шерсть в голове вместо мозгов? Нельзя быть такой же дурой, как Ковинде.
— Веди, — сказала Эгвейн и еле успела накинуть на голое тело шерстяной плащ — гай'шайн уже откинула клапан палатки, открывая дорогу — ей и пронизывающей до костей ночи.
Над головой во тьме колюче сверкали острые звезды, ярко светила луна в третьей четверти. Лагерь Хранительниц Мудрости — две дюжины низеньких холмиков — отделяло от мощеной улицы Руидина не более сотни шагов по потрескавшейся глине и каменистым осыпям. Лунные тени превратили город в причудливые утесы и скальные уступы. Пологи всех палаток были опущены, в воздухе смешались запахи горящих очагов и готовящейся пищи.
Другие Хранительницы приходили сюда почти ежедневно, но ночи проводили со своими септами. Теперь же некоторые и ночевали в Руидине. Но не Бэйр. Подходить ближе к городу Бэйр не желала; не будь здесь Ранда, она несомненно настояла бы, чтобы лагерь разбили в горах.
Эгвейн крепко придерживала плащ обеими руками и шагала как могла быстро. Под полы плаща, слегка распахивающиеся при каждом шаге, вползали ледяные щупальца. Чтобы поспевать впереди, Ковинде пришлось подобрать свои белые одежды до колен. Эгвейн вовсе не требовалось, чтобы гай'шайн показывала ей дорогу, но Ковинде послали привести ее, и она будет опозорена, а может, и оскорблена, если ей не позволят выполнить поручение. Эгвейн стиснула зубы, не давая им пуститься в пляс, и желала лишь одного — чтобы идущая впереди женщина побежала.
Парильня ничем с виду не выделялась — тоже приземистая и широкая, опущенные и плотно прикрытые клапаны; но у этой палатки дымоходное отверстие было закрыто. Костер неподалеку прогорел до багрово тлеющих углей, рассыпанных по нескольким камням величиной с человеческую голову. Тусклого света еле хватало, чтобы различить у входа в палатку темные маленькие бугорки, но девушка знала, что это аккуратно сложенная одежда женщин.
Глубоко вдохнув стылый воздух, Эгвейн поспешно скинула туфли, сбросила плащ и чуть ли не нырнула в палатку. Студеный порыв у нее за спиной мгновенно отсекло упавшим клапаном, а потом, охватывая все тело и выжимая из него капельки пота, на девушку опустился влажный жар. Эгвейн, еще не успевшая перевести дух и вздрагивающая, тут же словно покрылась второй, глянцевито блестящей кожей.
В палатке сидели трое Хранительниц, обучавших Эгвейн хождению по снам, вид у них был беспечный, они потели. Их длинные, до пояса волосы влажно блестели. Бэйр беседовала с Мелэйн, зеленоглазая, золотисто-рыжая красота которой разительно контрастировала с морщинистым лицом и длинными седыми прядями старшей женщины. У Эмис тоже были белые волосы — или такого светлого желтого цвета, что казались белыми, — но старой она не выглядела. Она и Мелэйн могли направлять, чего не скажешь о каждой Хранительнице, и во внешности Эмис было нечто присущее облику Айз Седай, будто лишенных признаков возраста. Морейн, казавшаяся рядом с Хранительницами хрупкой и маленькой, тоже выглядела безмятежной. Капли пота катились по ее бледному обнаженному телу, темные локоны слиплись, но она сидела с царственным видом и словно отказывалась замечать отсутствие одежды. При помощи тонких изогнутых пластинок из бронзы, называемых стайра, Хранительницы соскребали с себя пот и дневную грязь.
В центре палатки возле большого черного котла, наполненного раскаленными, закопченными камнями, сидела на корточках мокрая от пота Авиенда. Она осторожно перекладывала щипцами последний камень из маленького котла в больший. Закончив с этим, айильская девушка плеснула на камни водой из бутылки — выдолбленной тыквы, — добавив пару. Если она не управится как следует и пару будет недостаточно, то ей грозит, самое малое, строгий выговор. Когда в следующий раз встреча Хранительниц состоится в палатке-парильне, заботиться о камнях и паре вновь придет очередь Эгвейн.
Девушка осторожно села, скрестив ноги, рядом с Бэйр. Здесь не было настеленных ковров, лишь каменистая земля, неприятно горячая, влажная, вся в бугорках. Вдруг Эгвейн с потрясением заметила, что Авиенду высекли, причем совсем недавно. Айильская девушка уселась рядом, скрывая свои чувства, с каменным лицом, но Эгвейн невольно вздрогнула.
Такого оборота Эгвейн не ожидала. Хранительницы требовали соблюдения дисциплины — спрашивали они с учениц строже, чем в Башне, а это кое-что да значило, — но Авиенда училась направлять Силу с мрачной решимостью и настойчивостью. К хождению по снам она не имела дара, но наверняка прилагала столько же усилий и прилежания в обучении всему, что требуется уметь Хранительнице, как и тогда, когда, будучи Девой, постигала секреты владения оружием. Конечно, когда Авиенда призналась, что по ее вине Ранду стало известно, что Хранительницы следят за его снами, они заставили ее три дня выкапывать ямы в рост человека, а потом их закапывать, но то был один из редких случаев, когда Авиенда поступила неверно. Эмис и две другие Хранительницы так часто ставили ее в пример Эгвейн как образчик кроткого послушания и надлежащей стойкости, что иногда Эгвейн просто взвыть в голос хотелось, хоть Авиенда и была ей подругой.