Разумеется, потом у Эгвейн было время выспаться... Однако, переполненная ликованием, она покинула сны Эмис и не остановилась на достигнутом. Да и не смогла она тогда справиться со своим возбуждением, сколько бы Эмис ни твердила об осторожности. Вокруг были сны — чьи они, Эгвейн не ведала. Правда, в нескольких случаях она узнала, что кому снится.
Мелэйн грезила о том, как кормит ребенка грудью, Бэйр снился один из умерших мужей, оба — молоды и желтоволосы. Эгвейн была крайне осторожна, чтобы не вступить ненароком в их сны — о непрошенной гостье Хранительницы узнают тотчас же, а о том, что они с ней сделают, прежде чем отпустят, Эгвейн не могла думать без содрогания.
Сны Ранда были для нее вызовом, на который она не могла не ответить. И теперь, когда Эгвейн способна порхать от одного чужого сна к другому, как не рискнуть, не попытать счастья там, где спасовали Хранительницы? Вот только попытка войти в его сон привела к тому, что она будто ткнулась головой в невидимую каменную стену. Девушка знала: по ту сторону лежат сны Ранда; и была убеждена, что рано или поздно сумеет пробиться сквозь барьер. Однако имелась одна закавыка — не на что было воздействовать, не на что смотреть.
Просто стена из ничего. Над этой задачкой надо подумать, помозговать, пока не удастся ее разрешить. Если Эгвейн за что-то взялась всерьез, она не отступится — вцепится как барсук. Или рогами, как бык, упрется.
Повсюду вокруг суетились гай'шайн, свертывая палатки Хранительниц Мудрости и укладывая груз на мулов. Вскоре только айилец или какой-нибудь не менее искушенный следопыт сумеют определить, что на этом пятачке твердой глины когда-то стояли палатки. Окрестные горные склоны тоже походили на растревоженный муравейник — и там собирались в дорогу. Доносящийся из города шум сливался с гомоном голосов. Уходили если и не все, то тысячи человек. На улицах толпились айильцы, через всю центральную площадь растянулся караван мастера Кадира; фургоны загрузили тем, что отобрала Морейн. Позади цепочки виднелись три крашеные белые цистерны с водой, походившие на громадные бочонки, оснащенные колесами и в упряжке из двадцати мулов. Собственный фургон Кадира, в голове колонны, являл собой небольшой белый домик на колесах, со ступеньками сзади и металлической печной трубой над крышей. Эгвейн проехала мимо Кадира — коренастого купца с ястребиным носом, облаченного сегодня в одежды цвета поделочной кости. Тот приветственно сдернул с головы невообразимо мятую шляпу, в его раскосых темных глазах не было и намека на широкую улыбку, которой он сверкнул на девушку.
Эгвейн, напустив на себя холодность, проигнорировала купца. Его-то сны были если не похотливыми, то уж несомненно, жуткими и дурными. Вот кого хорошо бы с головой окунуть в бочку с настоем из голубой колючки, неприязненно подумала девушка.
Подъезжая к Крову Дев, Эгвейн петляла между бегающими туда-сюда гай'шайн и терпеливо стоящими мулами. К ее удивлению, на одной из тех, кто грузил пожитки Дев, оказалась не белая одежда, а черная. Пошатываясь под тяжестью, женщина, с Эгвейн ростом, тащила на плечах перевязанный веревкой узел. Подъехав ближе, Эгвейн склонилась с седла, заглянув под капюшон женщины, и увидела измученное лицо Изендре. Пот градом катился по ее щекам. Эгвейн порадовалась, что Девы перестали выпускать Изендре за порог совершенно голой, но вырядить ее в черное представлялось излишней жестокостью. Если уже сейчас Изендре обливается потом, то когда воцарится дневной зной, она будет умирать от жары.
Но, так или иначе, Изендре — дело Фар Дарайз Май, и Эгвейн это никак не касается. Так сказала подруге Авиенда — хоть и мягко, но будто обрубила. Промолви Эгвейн еще хоть слово на эту тему, Аделин и Энайла, того и гляди, сорвались бы на грубость, а седоволосая Дева по имени Сулин вообще пригрозила за ухо отволочь Эгвейн обратно к Хранительницам. Хоть сама Эгвейн не пожалела времени и сил и уговорила Авиенду не обращаться с ней как с Айз Седай, девушку несколько задевало, что, переступив тонкую грань неуверенности, остальные Девы вскоре низвели ее до простой ученицы Хранительниц. Да что там, Эгвейн бы и за порог Крова не пустили, не сошлись она на данное ей поручение.
Девушка поторопила каблуками Туманную, пробираясь сквозь суматоху сборов, но в душе все не находила себе места. Она никак не могла примириться с тем, как Фар Дарайз Май, наказали Изендре, и очень неуютно чувствовала себя под взглядами некоторых Дев, несомненно готовых строго ее отчитать, если они решат, что Эгвейн опять вмешивается не в свое дело. И нелюбовь к Изендре тут ни при чем. Эгвейн и вспоминать-то не хотелось о мимолетном взгляде на сны этой женщины, незадолго до того, как девушку разбудила пришедшая Ковинде. Едва соприкоснувшись с этими мучительными кошмарами, в которых несчастную подвергали немыслимым пыткам, Эгвейн в ужасе бежала прочь, а что-то злобное и мрачное хохотало ей вслед. Неудивительно, что у Изендре такой измочаленный вид. Эгвейн так поспешно выскочила из глубин сновидений, что, резко сев на постели, испугала Ковинде — та отшатнулась и отдернула руку от плеча девушки.
На улице перед Кровом Дев Эгвейн увидела Ранда. На нем была шуфа, надежно защищающая от палящего солнца Пустыни. Голубая шелковая куртка, с богатой золотой вышивкой, уместная больше во дворце, наполовину расстегнута. У поясного ремня новая пряжка в виде Дракона, искусно сработанная вещица. Нет никаких сомнений, он и впрямь слишком о себе возомнил. Стоя возле Джиди'ина, своего крапчатого жеребца, Ранд разговаривал с клановыми вождями и с несколькими айильскими торговцами, которые оставались в Руидине.
За плечом у Ранда, буквально в шаге от него, стоял Джасин Натаэль. За спиной менестреля болталась арфа, в руке он держал поводья оседланного мула, которого для него купили у мастера Кадира. Натаэль был разодет еще роскошнее: богатое серебряное шитье чуть ли не скрывало под собой шелк черного камзола, над воротом и из-под манжет пенной волной выбивались белоснежные кружева. Даже высокие сапоги на отворотах у колен блистали серебряной отделкой. Всю картину портил характерный плащ в многоцветье заплат, но менестрели — чудной народ, чего от них ждать?
Мужчины-торговцы носили кадин'сор, и хотя ножи у них на поясах были меньше, чем у воинов, Эгвейн знала: если потребуется, они и с копьями управятся с ловкостью. В них было много, очень много, от смертоносной грации их привычных к копьям братьев. Женщин-торговцев, в свободных белых блузах из алгода и длинных шерстяных юбках, в косынках и с шалями, отличить от прочих большого труда не составляло. За исключением гай'шайн и Дев — и Авиенды — все айилки щеголяли множеством браслетов и ожерелий: золотыми, серебряными, из поделочной кости, с драгоценными камнями, некоторые украшения были изготовлены айильцами, некоторые куплены у торговцев, а иные взяты в бою. Так вот, у айильских торговок украшений было раза в два, а то и в три больше.
Эгвейн расслышала часть того, что говорил торговцам Ранд:
— ...в чем они захотят, пусть каменщики-огир строят, как им будет вольно. Дайте им свободу. Если не во всем, то хоть в чем-то. Насколько себя пересилите. Пытаться переделывать прошлое бессмысленно.
Значит, Ранд отправляет их в стеддинг за огир, решив заново отстроить Руидин. Это хорошо. В Тар Валоне многое — работа огирских каменщиков, и ныне от восхищения дух захватывает при виде зданий, в которых строители воплотили в жизнь собственные замыслы.
Мэт уже сидел в седле своего мерина по кличке Типун — широкополая шляпа низко надвинута, в стремя упирается тупой конец странного копья. Зеленая куртка с высоким воротом выглядела так, словно он в ней спал. Как обычно. Мэтовых сновидений Эгвейн избегала. Одна из Дев, очень высокая золотоволосая женщина, лукаво ухмыльнулась Мэту, отчего тот, по-видимому, смутился. Наверно, так и есть — она для него немного старовата. Эгвейн фыркнула. Уж его грезы я очень хорошо себе представляю! Спасибочки, обойдусь! Подъехав к Мэту, девушка натянула поводья и оглянулась, высматривая Авиенду.