Многие известные люди сватались к ней, но она отвечала, что предпочла остаться верной памяти мужа и не снимет черного вдовьего платья. Сын ее, названный в честь отца Августом, учится в военном училище и вскоре в звании лейтенанта будет зачислен в Войско Польское, может быть, даже в дивизию, которая носит имя его отца.
1960 г.
ОГНИ НОВОРОССИЙСКА
«Украина» отошла от шумной одесской гавани и взяла курс на Севастополь. На борту Иван Николаевич Квасоля узнал, что в Севастополе корабль простоит всю ночь. А следующая ночевка — в Новороссийске.
Это и опечалило и обрадовало его. Ночевки в портах удлиняли путь, но зато появилась непредвиденная возможность побывать в Новороссийске, куда он давно собирался.
Подполковник с добрым, простодушным лицом объявил Квасоле:
— Пассажирским судам не рекомендуется ходить ночью. Вот и ночуем под боком у матушки-земли. Так- то оно спокойнее.
— Я очень доволен ночевками в портах, — ответил Квасоля, протягивая ему жилистую загорелую руку и называя себя.
Разве знал его спутник, что значил в жизни Квасоли Новороссийск? Это счастье, что корабль на ночь бросал якорь в Цемесской бухте. Можно побывать в городе, побродить по его улицам.
Иван Николаевич закрыл глаза, и Новороссийск предстал перед ним таким, каким он видел его в последний раз, — гигантская каменоломня без единого деревца, и среди кирпичных глыб присыпанные цементной пылью трупы советских матросов и немецких солдат. Тогда он дал слово обязательно приехать в этот город после войны.
Впервые Иван Николаевич ехал на юг отдыхать. Доктора прописали ему знаменитые мацестинские ванны, чтобы изгнать ревматизм, схваченный в окопах.
Турбоэлектроход «Украина» — многоэтажный плавучий отель — потрясал размерами и быстротой хода, удивлял зеркалами, бархатом, мебелью из орехового дерева. Переборщили лишь с музыкой. Из бесчисленных репродукторов, установленных во всех концах корабля, гремели популярные песенки и фокстроты, записанные на пластинки. Пассажиры соседних кают, поставив чемоданы, тотчас включили приемники. Квасоля вежливо постучал в стенки, окрашенные масляной краской, но ему никто не ответил. Музыка неистовствовала, и ему ничего не оставалось, как уйти от нее подальше, на корму.
За кораблем летели чайки. Красивые белые птицы с изогнутыми черными на концах крыльями, повиснув на мгновение в воздухе, с пронзительным криком бросались в пенистые волны, вытаскивая оглушенную винтами рыбу. Сощурив глаза, Иван Николаевич долго смотрел на кромку берега со сверкающей песчаной косой, похожей на острие ножа. Он вспомнил, как поплыл с этой косы в море, когда была оставлена Одесса. На что тогда мог он надеяться? Всю ночь он провел в воде. Плыть было мучительно трудно. Крупная волна била в лицо, и горькая вода через нос попадала в горло. На рассвете, когда берег исчез из глаз, его подобрали рыбаки, бежавшие в Крым на моторном баркасе. У рыбаков вышла пресная вода, и они поили его вином, которым он никак не мог утолить жажду. Но обо всем этом он никогда никому не рассказывал и не вспоминал. Война кончилась, и люди как бы стали забывать пережитое.
Все репродукторы умолкли одновременно, как по команде: радиоузел прекратил свою работу. Иван Николаевич открыл глаза. Две девушки в расписанных цветами платьях смотрели на него и улыбались. Он улыбнулся в ответ и пошел в каюту. Ему все время, как только он ступил на корабль, хотелось быть одному, наедине со своими мыслями. Корабль покачивало. Сняв ботинки, Иван Николаевич лег на удобную койку и незаметно уснул.
Голоса, визг лебедок, звонки машинного телеграфа разбудили его. В открытый иллюминатор врывались красные лучи заката, виднелся кусок каменной стены форта — весь в осколочных дырах, словно в оспинах. Иван Николаевич торопливо оделся и вышел на нос корабля. В лицо ударил прохладный ветер. Подполковник опустил ремешок фуражки на подбородок. «Украина» входила в Севастопольскую бухту. Слева по борту как бы проплыл стоявший на якорях и бочках линкор. Матросы выстроились на палубе. Был торжественный час спуска флага. Иван Николаевич невольно стал во фронт. Подполковник улыбнулся:
— Какое-то странное состояние у меня, будто приехал в места, где прошло детство, все знакомо и так много напоминает, — задумчиво произнес подполковник. — Я ведь защищал Севастополь. Отжали нас к Херсонесскому маяку, и мы дрались там за баррикадами, сложенными из трупов убитых товарищей. Тогда даже мертвые продолжали служить.