— Только бы фашисты драпанули, — произнес Гамза голосом, говорившим, что это было самое высшее счастье, какого он мог желать в жизни.
Вперед была выдвинута противотанковая артиллерия, несколько танков и бронемашин. Полковую артиллерию обязали двигаться в боевых порядках пехоты, поддерживать ее огнем и колесами, подавлять огневые точки на станции и железнодорожной насыпи.
Шепетов на коротком совещании сказал командирам батальонов:
— Если бойцам удастся сблизиться с оккупантами и ударить в штыки, — можно считать сражение выигранным.
В то время фашисты, рвавшиеся вперед, еще не создавали оборонительных линий и не прикрывали свои позиции минными полями.
Саперы, вышедшие на рубеж атаки, по команде поднялись во весь рост для броска, словно выросли из-под земли. Над ними, будто зажженные люстры, закачались осветительные ракеты. Проклятье! Темноты как не бывало. Грянула фашистская артиллерия, которую тотчас поддержали минометы и пулеметы.
Первым бросился вперед Гамза. Глаза его горели яростью, разорванная осколком гимнастерка расстегнулась, ослепительно сиял белоснежный подворотничок, на груди, там, где ввинчивают ордена, дышал цветок, сорванный под ногами.
— В бой идет, словно жених к невесте, — залюбовался им Шепетов, сам шагавший при орденах.
Люди бежали вперед, падали, стреляли и, поднявшись, снова бежали. Трассирующая пуля с пчелиным жужжанием впилась в цветок. Гамза упал как подкошенный, сделал несколько судорожных движений руками, будто тонул и хотел продержаться на воде.
Впереди свирепствовал заградительный минометный огонь, по фронт был повсюду: спереди, с боков, позади.
Атаку фашисты отбили, пришлось залечь. Как всегда в таких случаях, было жарко и хотелось пить.
Кто-то из политработников крикнул:
— Отомстим за нашего командира!
Эти простые слова бросили красноармейцев в новую атаку. С винтовками, сверкающими трехгранными штыками, вперед бежали ездовые, писаря и связисты. Ими командовал лейтенант Григорий Ковтун.
Пуля продырявила тело Ковтуна, но он нашел в себе силы крикнуть:
— Вперед! Только вперед!..
Я уже убедился, что именно такие выкрики руководят атакой.
Бойцы, жаждавшие победы, подхватили Ковтуна на руки и раненого понесли навстречу завывающим пулям и разрывам мин, ибо спасение было впереди, сзади неотступно следовала смерть.
На руках бойцов раненый отдавал команды, даже пытался шутить:
— Чудеса в решете: дыр много, а вылезть негде.
В небе сеялся ослепительный дождь ракет и трассирующих пуль. От вспышек артиллерийских залпов было светло, как в Харькове на Сумской улице в праздник.
Восемь раз подымалась в атаку пехота, и восемь раз противник прижимал ее к земле минометным и автоматным огнем. С каждым разом было все труднее и труднее отрывать людей от земли. Ночь была холодная, и люди грели руки о нагревшиеся от стрельбы стволы винтовок.
Шепетов находился в передовой линии, и это воодушевляло дивизию. Ежедневно генерал внушал солдатам, что война требует больших усилий и жертв, и, заставляя бойцов рисковать жизнью, не щадил и самого себя.
Один военный юрист подобострастно, так, чтобы слышал Шепетов, сказал:
— На глазах у нашего генерала и умирать легко.
— Умереть каждый дурак может. Надо побеждать не умирая! — крикнул Шепетов.
Все время я находился рядом с Шепетовым. Ему во что бы то ни стало хотелось добраться до командира головного стрелкового батальона. Мы ползли вперед под пулями по сухой и колючей траве, обдирая в кровь руки. Трассирующие пули пролетали над нами и гасли впереди медленно, как искры.
— Есть хочешь? — неожиданно спросил генерал, достал из кармана твердый, как бетон, черный сухарь, переломил его, половину отдал мне, во вторую половину запустил ровные белые зубы. — Вместо хлеба выдают сухари. Безобразие!
К нам подполз небритый красноармеец, высунул вперед острое жало штыка, спросил:
— Закурить есть?
Красноармеец молча достал круглую пустую коробку из пластмассы, вынул из пилотки фашистскую листовку, оторвал от нее три клочка.
— Не попадет за хранение? — спросил Шепетов.
— Да я ведь на курево. Неделю газет не вижу…
Мы благополучно добрались до лежавшего батальона, и генерал поднял его в атаку. Бойцы узнавали его решительный командирский голос, полный уверенности, порожденной опытом.
— Вперед! Только вперед! Не останавливайтесь ни на секунду, не давайте фашистам опомниться, ребята! Никогда не показывайте противнику, что устали.