Раненого отправили в госпиталь. На третий день он сбежал в полк.
Отлежавшись, через несколько дней с группой разведчиков отважный лейтенант ночью ворвался в штаб четвертой горно-стрелковой дивизии немцев, убил двух офицеров, захватил документы и скрылся так же внезапно, как появился. Среди вороха документов оказался приказ командира дивизии, в котором в пример солдатам и командирам ставился подвиг Пагина при форсировании Днепра. Немецкий генерал не постеснялся написать: «Для того, чтобы нам победить большевиков, мы должны сражаться так, как сражается их офицер Пагин».
Фашисты знали и боялись Пагина. Они подослали к нему провокатора. Выдавая себя за колхозника, бывший кулак пришел в штаб роты и вызвался проводить нашу разведку. Пагин пошел с ним в сопровождении двух разведчиков. Он был молод, и в нем еще жила детская доверчивость к людям.
В лесу провокатор схватил тоненького лейтенанта одной рукой за горло, второй рванул у него автомат. Ударом кулака Пагин сбил врага с ног и увидел, что окружен фашистами. Они убили двух разведчиков. Пагин швырнул гранату, потом вторую и понял, что его пытаются взять живьем. Пуля свалила его на землю, но он продолжал отстреливаться из автомата и выпустил оружие, лишь получив вторую, теперь уже смертельную рану.
Отделение красноармейцев отбило его. Пагин умирал. Судорожно выдыхая воздух и кровь, еле различимым шепотом он попросил:
— Передайте… моей маме, — и перед последним вздохом: — Отомстите… за нашу мать-Родину!..
Мать и Родина слились у него в одно понятие.
Убитого положили под развернутым полковым знаменем.
В сумке его нашли потрепанный, пробитый пулей томик Блока. Между страниц лежала фотография старушки и листик, вырванный из ученической тетради, на котором карандашом было написано стихотворение Пагина. Запомнились строки:
Под стихотворением была торопливая приписка: «Родина — мать моя, я люблю тебя, как самый преданный сын. Я решил отдать тебе все, что у меня есть, но у меня ничего нет, кроме жизни, и я с радостью отдаю ее тебе».
— Сколько молодых талантов приберет война! — с сожалением проговорил комбат Дука. — Тяжело будет с искусством после войны.
Хоронили Пагина в селе Орлянском, возле школы, у памятника Кирову. За раскрытым гробом шли старики, женщины и дети, так много слышавшие о лейтенанте- герое. Полковой оркестр играл похоронный марш Шопена, а корпусная артиллерия отдала салют в честь его молодой жизни, послав свои снаряды на позиции оккупантов.
Руки сельских девушек украсили небольшой опрятный холмик бессмертниками — никогда не увядающими цветами осени. С этого холмика красноармеец Селиверст Иванов сказал короткую надгробную речь:
— Каждый из нас хотел бы так жить, так любить жизнь и так умереть, как умер Пагин.
Редакция «Знамя Родины» из Малой Белозерки уехала в Новый Куркулах. Жители со слезами на глазах прощались с нами, зная, что село их обречено. Весь день писал о Пагине, думая о том, что все человеческие чувства: страх, любовь, ненависть на войне проявляются ярче, чем в мирной жизни.
Под Тимашовкой идут тяжелые кровопролитные бои. Редактор приказал мне, Гавриленко и Токареву написать несколько корреспонденций об этих боях. Вечером на полуторке приехали в село Михайловку, в штаб 130-й дивизии. Фашисты беспрерывно бомбят все прилегающие села. В каждом налете участвует не меньше чем по пятьдесят самолетов. Земля содрогается от взрывов, небо затянуто пылью.
— Оккупанты отбирают не только землю, они отнимают у нас и небо, — сказал Володя Гавриленко после того, как на наш грузовик спикировал какой-то ас.
Дорогу перешла женщина с полными ведрами на расписанном коромысле. Я попросил напиться, сказал, что вода соленая.
— Отчего же вы от Днепра бежите? Там вода сладкая.
Горькая ирония, горький упрек!
…Небольшое село среди ровной, как стол, степи, и, как в каждом селе на Украине, в нем каменная школа, церковь, ветряки на околицах. Тимашовка прикрывает выход на Михайловку — узел шоссейных дорог, и потому фашисты так упорно рвутся к ней.
Степь вправо от Тимашовки перекопана глубоким противотанковым рвом. Таких рвов было много на Украине, наверное, миллионы людей копали их лопатами, а оккупанты преодолевали их легко с помощью фашин — связок прутьев, намотанных на бревна, аппарелей и колейных мостов, перевозимых на танках. Тимашовский ров заняли фашисты, выдолбили в нем ниши, и никакими снарядами не вышибешь их оттуда.