Девятнадцать танковых атак, поддержанных двумя полками пехоты, были героически отбиты небольшим десантом в первый день высадки.
С группой офицеров я вернулся в штаб. С появлением командира дивизии и подкрепления все вздохнули с облегчением, вспомнили, что можно утолить жажду, съесть по сухарю, выпить по глотку водки. В штабе оказалось «Знамя Родины» с моей заметкой. В кожаных мешках с боеприпасами, сухарями и водой, сброшенных самолетами, оказалось несколько тюков газет.
Обо всем виденном и пережитом я написал очерк под заголовком «День первый». Доставить его в редакцию взялся раненный в ногу и эвакуировавшийся в тыл капитан Николай Ельцов. Пакет был вручен ему. Многие офицеры дали ему открытки с просьбой опустить в ящик полевой почты. Содержание открыток было мирным и нежным, как будто посылались они не с фронта, а из дома отдыха. Никто ни единого слова не написал о только что пережитом.
Тревожная ночь прошла быстро. Но нам все же удалось забыться часа на два на полу, закрывшись с головой шинелями и тесно прижавшись друг к другу. Мы раскрывали глаза при взрывах, сотрясавших дом, и тут же вновь засыпали. Сквозь сон я слышал, как неутомимый Ковешников отдавал команды.
Утром я ушел на наблюдательный пункт морского батальона и видел, как над Таманью в розовом небе занималось веселое солнце нового дня. Наблюдательный пункт помещался в усадьбе, окруженной каменным белым забором. Здесь я встретил девушку, которая, выскочив из мотобота, полезла через колючую проволоку на минное поле. Тогда я потерял ее из виду и не смог записать фамилию. И вот встретил ее перевязывающей раны морякам. Она назвалась Галиной Петровой.
За ночь Беляков полностью восстановил положение, заставив оккупантов спуститься в противотанковый ров, густо ощетинившийся ежами. На переднем крае со вчерашнего вечера в снарядной воронке лежал раненый Цибизов. Два моряка пытались вывести его, но были ранены. Тогда командир роты, добродушный, смуглолицый украинец Петр Дейкало, выдвинул вперед снайперов, и они уничтожили оккупантов, мешавших подобраться к раненому лейтенанту. Через час Цибизова вынесли, и я увидел, как Петрова пеленала его бинтами.
Цибизов был смертельно ранен. Он узнал меня, попросил:
— Напишите в «Красный флот», чтобы все моряки могли прочесть про моих ребят. — Лейтенант задыхался, с трудом выговаривая слова. — Напишите про краснофлотца Отари Киргаева, он в первую минуту перебил из автомата прислугу прожектора… Ослепил фрицев…
Я разговорился с Петровой. Она была комсомолка из Николаева, и я рассказал ей, как мы — группа армейских корреспондентов — последними оставляли ее родной город.
— Из Крыма совсем близко до Николаева и до Одессы, — сказала девушка, и в ее словах прозвучала уверенность, что скоро наши освободят эти города.
Это была наша последняя встреча. Петрова отличилась в боях, была смертельно ранена. Правительство присвоило ей посмертно звание Героя Советского Союза.
Появились вражеские самолеты. Они снизились и, делая медленные коршуньи круги, выглядывали добычу. Семь раз они бомбили наши боевые порядки, но вреда причинили мало.
Все утро в чистом, безоблачном небе шли воздушные бои, за которыми с волнением наблюдали десантники. Два «мессершмитта» и один «юнкерс» комками огня упали на советский берег Крыма.
К Белякову пришел Мовшович, в сумке у него лежали политдонесения из всех частей.
— Вот хорошо, что я тебя увидел, на вот, читай, — он подал мне листок бумаги, на котором было написано:
«Из сегодняшней газеты мы узнали, что в десанте находится корреспондент. Он, видимо, вчера был на правом фланге и описал их действия. Но ведь и мы на левом тоже воевали. Наши бойцы очень просят — если тов. Аксенов еще живой, пускай приходит к нам и опишет наш героизм».
— Сходи к ним, старик. Там у них тихо, ты ведь сам видел, что весь удар фашисты наносят по нашему правому крылу.
Я пошел. Но так как в первый день у гитлеровцев на правом фланге ничего не вышло, они на второй день нанесли удар по левому флангу.
В десять часов пошли в атаку пехота и танки врага.
За полчаса до боя бойцам принесли сброшенные самолетом листовки — обращение Военного совета армии. Политработники на полях обращения приписали последние сообщения Совинформбюро. Все это подымало дух бойцов, вдохновляло их на подвиги.
Двенадцати танкам удалось прорваться сквозь наши боевые порядки. Они с грохотом прошли через окопы, раздавив несколько человек. Но вражеская пехота поотстала от машин, ее отсекли и заставили залечь. Так была сорвана первая атака гитлеровцев. Мы принудили их все начинать сначала.