«Я люблю его! – говорила себе Линетта. – Но наша любовь не могла бы сохраниться, уцелеть в таких обстоятельствах».
Девушка долго сидела на кровати, не шелохнувшись. Она не плакала; у нее уже не было на то сил.
Вдруг кто-то резко постучал в дверь. Линетта подняла голову.
– Вас желает видеть джентльмен внизу, мисс, – сказал по-английски женский голос, – и миссис Мэтью говорит, чтобы он не задерживался, потому что завтрак будет готов через десять минут.
Линетта догадалась, кто ожидал ее внизу, и ее первым побуждением было сказать, что она никого не принимает.
Но маркиз не успокоится и станет настаивать на встрече, так что уж лучше ей самой сказать ему, чтобы он ушел, чем передавать через прислугу.
Линетта встала и, даже не взглянув на себя в зеркало, не поправив волосы, медленно спустилась по лестнице.
Маркиз стоял посреди комнаты. Он казался особенно высоким и широкоплечим на фоне потрепанных бежевых портьер и дешевой неудобной мебели с протершейся обивкой.
Линетта закрыла за собой дверь, и глаза их встретились.
Дарльстон подошел к девушке и, взяв ее руку, поднес к губам.
– Почему ты не рассказала мне, что случилось, дорогая? – спросил он.
Линетта судорожно вздохнула и отвернулась.
– Я понимаю, как это могло тебя расстроить, – сказал он. – Я, глупец, оставил тебя в этом доме и позволил общаться с такими людьми!..
– Нет, это не твоя вина, – сказала Линетта, собравшись с духом. Каждое слово стоило ей больших усилий. – Я одна виновата. Я знала, чувствовала с самого начала, что все это… нехорошо, но эта жизнь в первый момент показалась мне такой блестящей, такой увлекательной… только теперь я поняла, что все это лишь иллюзия.
Линетта перевела дыхание и продолжила:
– Их жизнь как театр, который выглядит по вечерам роскошным, а когда гаснут огни, оказывается грязным, убогим и неприглядным. Это такая же иллюзия, как и вся парижская роскошь, которую видишь в Булонском лесу и на Бульварах. За всем этим стоят нищета, убожество и умирающие от голода дети.
Голос у нее дрогнул.
– Мы заблуждались, думая, что можем быть счастливы. Это звучало так правдоподобно, так убедительно: я буду твоей «второй женой», твоей chere ami… На самом же деле я стала бы одной из тех, кого называют… так, как мистер Бишоффсхайм назвал Бланш.
При последних словах слезы хлынули из глаз Линетты.
– Наша любовь – не иллюзия, Линетта, – покачал головой маркиз. – Я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой!
Линетта сжалась.
– Ты станешь моей женой, любимая? – повторил Дарльстон.
– Нет! Я не могу! Умоляю тебя, не предлагай мне это!
– А почему нет? – возразил мужчина. – Ты не должна сердиться на меня – хотя ты имеешь полное право – за то, что я не сразу понял, что то, что мы собирались сделать, не соответствовало, в сущности, нашим желаниям. Мы принадлежим друг другу; ты моя, Линетта! Дело просто в том, что все произошло слишком быстро и я оказался настолько глуп, что не сразу понял, что ты нужна мне не как любовница, но как жена!
Линетта отняла у него свою руку.
– Это невозможно!
– Но почему? Почему ты говоришь так?
– Потому… Ты занимаешь важное положение в Англии. Ведь у нас, как и во Франции, такие люди, как ты, вступают в брак только с женщинами, равными себе во всем. Ты должен жениться на той, чье положение будет соответствовать твоему.
– Неужели ты думаешь, что мне нужен такой брак? – спросил с улыбкой маркиз. – Если бы это было так, Линетта, я был бы уже давно женат. Но я оставался холостяком просто потому, что не верил в любовь. До тех пор, пока я не встретил тебя, любовь моя, – добавил он после небольшой паузы.
Линетта отошла от него и остановилась у окна.
– Я хочу быть твоей женой, потому что я люблю тебя… я желаю этого всем сердцем… Но… это невозможно… никак невозможно!
– Почему?
– По одной причине, – ответила Линетта. – Я даже не знаю имени своего отца.
Маркиз подошел к ней.
– Как это может быть? Ты хочешь сказать, что Фалейз – девичья фамилия твоей матери?
Линетта утвердительно кивнула.
– Когда ты сказала, что твой отец – англичанин, мне показалось странным, что у него французская фамилия, – сказал маркиз, – но меня не интересуют твои родители, меня интересуешь ты!
– Ты не можешь жениться на ком-то без имени, без родных… на девушке неизвестного происхождения!
Маркиз молчал, и Линетта продолжила:
– То, что мы можем пожениться при таких обстоятельствах, – это еще одна иллюзия.
Девушка снова отвернулась к окну, и Дарльстон увидел, что она плачет.
– Должно же быть какое-то решение этой проблемы, – сказал маркиз, подумав немного. – Ты, кажется, говорила, что едешь в Париж, потому что умерла твоя гувернантка, на чьи сбережения ты жила после смерти матери.
– Да, так оно и было, – согласилась Линетта.
– Ты говорила еще, что при жизни твоя мать получала какие-то деньги от душеприказчиков твоего отца.
– Нет, деньги присылали из банка в Оксфорде, – сказала Линетта. – Клерк привозил их нам каждый квартал.
– А после того, как умерла твоя мать, откуда тебе стало известно, что денег больше не будет?
– Мы получили письмо, – сказала Линетта.
Спускаясь вниз, она захватила с собой свою сумочку, в которой лежали все ее деньги, паспорт и то письмо, которое она достала из стола mademoiselle по ее указанию.
Линетта так часто перечитывала его, что знала почти наизусть.
В письме говорилось:
«Ввиду кончины миссис Ивонны Фалейз сим уведомляем вас, что выплата ежеквартальной суммы прекращается с двадцать пятого сентября лета 1867 с Рождества Христова.
С уважением, Герман Клегг, секретарь».
Это было все.
Линетта развернула письмо и передала его маркизу.
Дарльстон стал его читать, и вдруг его лицо словно окаменело.
Линетта, испугавшись его неподвижности, робко спросила:
– Что… что случилось?
Когда маркиз заговорил, Линетта еще больше испугалась: таким тоном он разговаривал с ней впервые.
– Собирайся в дорогу и прикажи прислуге упаковать твои вещи.
– О чем ты говоришь? Зачем? – слабо запротестовала Линетта. – Куда ты хочешь отвезти меня?
– В Англию, – резко ответил маркиз. – Мы должны узнать, кто был твоим отцом.
Девушка тщетно пыталась понять, зачем маркиз берет ее с собой и почему он вдруг стал совсем другим человеком, нисколько не похожим на того, кто так настойчиво просил ее стать его женой.
– Разве в этом письме говорится что-нибудь о моем отце? – спросила Линетта, когда вопреки всем ее протестам они ехали на Северный вокзал.
– Да, – ответил маркиз, – но пока что я не хочу обсуждать это с тобой.
– Ты думаешь, что тебе удастся выяснить, кто был моим отцом?
– Как только я узнаю правду, я, естественно, не буду скрывать ее от тебя, – буркнул Дарльстон. – А до тех пор бесполезно строить предположения.
После того как маркиз прочитал письмо, с ним произошла перемена. Но Линетта, как она ни ломала себе голову, все же не поняла, какая из нескольких сухих фраз могла его так расстроить.
Размышляя, девушка припомнила, что письмо было написано на бумаге с тиснением: «Замок Кентербери, Кент».
По всей вероятности, этот адрес, ничего не говорящий ей, маркизу был известен. Но Дарльстон держался так отстраненно, что девушка посчитала невозможным расспрашивать его о чем-либо.
Следуя его приказанию, она надела дорожное платье с темной накидкой, поспешно уложила снятое с себя платье в небольшой потертый кожаный чемодан и спустилась вниз.
У подъезда пансиона их ожидал фиакр, нагруженный сундуками и чемоданами, которые Линетта оставила на авеню Фридлянд.
Пока девушка собирала вещи, маркиз переговорил с миссис Мэтью. Линетта робко поинтересовалась, что он сказал ей, и услышала в ответ:
– Я просил миссис Мэтью сообщить священнику, что тебе придется вернуться в Англию по неотложному, семейному делу.