Пашка широко улыбнулся.
— Совсем даже наоборот, дядя Егор, большая радость у нас. Золото мы нашли богатимое.
— Золото? — Егор Саввич остановился, Пашка тоже. Он продолжал улыбаться.
— Какое такое золото? Чего мелешь-то?
— Самородное. Поднялись, значит, по Безымянной верст на пять, а потом повернули к Горелому болоту. Однако до болота не дошли, лужайка встретилась. Тут и нашли. Виктор Афанасьич как обследовал лужайку, так и снарядил меня с пакетом…
Егор Саввич, страшно волнуясь, прервал Пашку.
— Где, где нашли-то? Повтори-ка, а ну, повтори.
— Я же сказывал: недалеко от Горелого болота, там, где тайга горела, помнишь, дядя Егор, пожар-то большой был. А поблизости, значит, Безымянная.
— Так, так… — Сыромолотов лихорадочно соображал Все ясно, они нашли е-г-о золото. То самое, которое берег столько лет. Как же так, господи, да что же это такое? Не ждал, не гадал и вот тебе раз. Что же теперь делать? Ограбили, по миру пустили. — Пакет-то при тебе? — охрипшим внезапно голосом спросил старший конюх.
— При мне. Вот тут, — Пашка показал на грудь, где под рубахой рисовался твердый прямоугольник. — Всю дорогу щупал: не потерять бы.
— Свободно мог потерять. Давай сюда, — Егор Саввич требовательно протянул руку. — Я в контору, к Александру Васильичу, вот и передам. А ты отведи лошадь на конный двор да отдыхай. Завтра обратно поедешь.
Пашка отступил на шаг.
— Не могу, дядя Егор, хоть обижайтесь, хоть нет, а только не могу. Не велено. Виктор Афанасьич строго-настрого наказал: передай, Пашка, в личные руки директора.
— Дурень ты, Пашка. Так я же что говорю? Я и говорю, самолично передам директору, потому как иду прямо к нему. Ну, давай, давай, некогда мне тут с тобой стоять.
Пашка заколебался. Секунду-две он раздумывал, и старший конюх видел, как паренек не решается вытащить пакет, хотя рука его уже полезла под рубаху.
— Нет, уж лучше я сам. Виктор Афанасьич ругаться станет, влетит мне от него.
— Чудило. Я же лучше хочу сделать. Подумай, ну как ты такой грязный к директору явишься? Да он и разговаривать с тобой не станет.
На Пашкином лице опять отразилось колебание.
— Давай, давай.
— Нет, дядя Егор, уж лучше я сам, — упрямо повторил паренек. — Не может директор меня прогнать. Пакет-то важный. Там же про золото.
— Стало быть, не доверяешь?
— Доверяю, а только не могу, дядя Егор.
— Дурень ты, Пашка, дурнем родился, дурнем помрешь, — Сыромолотов сплюнул. — Коли старшие тебе говорят, слушаться должон. Вот попрет тебя директор из конторы, так будешь знать. — Егор Саввич сердито повернулся и быстро зашагал дальше. «Щенок, — ругал Пашку старший конюх. — Не доверил пакета. А пакет, видать, важный. Лично в руки директора Виноградов велел передать. Если бы пустяк какой, не наказывал бы строго. Интересно, что там, в пакете-то… А, пожалуй, и ладно, что не дал пакет Пашка. Ведь если утаить, потом все равно дознаются и тогда как отвечать? Спросят, зачем пакет брал, зачем интересовался, твое ли дело. Ты старший конюх, вот лошадями интересуйся, а в другие дела носа не суй».
Золото нашли. Какое золото? По всем приметам, то самое, что он, Сыромолотов, нашел и столько лет берег. Даже Парамонову не говорил о находке. Вот и доберег. Редко на ту полянку наведывался, боялся следы оставить. И все ладно было, а теперь Виноградов пришел. Разворуют золото и пожаловаться некому. А может, в другом месте Виноградов побывал, может, напрасная тревога?
Егор Саввич, шагал все быстрее, не прячась больше в тень, не обращая внимания на жару. Подходя к дому, решил: надо ехать, проверить. Сегодня же, сейчас же. Если не поедет, спать спокойно не будет, места себе не найдет. Ехать, ехать надо.
Звякнув запором, старший конюх настежь распахнул калитку. Тотчас из глубины двора, злобно рыкая, вылетел пес.
— Цыц, окаянный, — сердито прикрикнул на собаку Сыромолотов. Пес остановился, угрюмо посмотрел на хозяина и, опустив хвост, побрел в конуру. На крылечке, разложив кубики, баночки и коробки, играл Васютка. Увидев Егора Саввича, мальчик вскочил и побежал в дом, крича:
— Дедушка! Дедушка!
В кухне, поставив длинное цинковое корыто на две табуретки, стирала Дуня. В корыте горбом вздымалась сверкающая радужной белизной мыльная пена. Невестка коротко подобрала юбку, обнажив крепкие розовые ноги. Рукава кофты были закатаны выше локтей. Пахло мылом и мокрым бельем. Увидев свекра, Дуня выпрямилась, поправила мокрыми пальцами вылезшие из-под платка волосы.
— В такую-то жару стирку развела.