— Варит, — самодовольно согласился Парамонов и опять погрыз кончик карандаша. — Дальше так. Гражданин этот — директор Зареченского прииска товарищ Майский…
— Зачем еще товарищ, просто Майский Александр Васильич.
— Как зачем, для солидности. Они это слово любят, а нам с тобой жалко, что ли… А, впрочем, здесь, пожалуй, не надо, мы ведь про врага пишем.
— Я же и говорю, не надо. Дальше-то как будет?
— …директор Зареченского прииска Майский Александр Васильич. Вот уже много лет этот ловко замаскированный враг советского народа делает свое черное дело, избегая справедливого правосудия и законного возмездия…
— Ай, Федор! Ну, молодец! Прямо как по писаному, — снова не удержался от похвалы Сыромолотов. — Талант у тебя, Федор, определенно талант.
— Подожди, не перебивай. Надо, чтобы просто было, понятно и убедительно… Добился перевода на Зареченский прииск с помощью своих сообщников, ныне получивших по заслугам…
— Это ты про кого?
— Про некоторых златогорских начальников. Не перебивай ты меня… Майский умело использовал свое положение и всяческими способами расхищал государственное золото, сбывал его за границу и спекулянтам, на чем нажил большие деньги. Как ярый враг народа, он тормозил работы на Зареченском прииске, хотя и старался показать, что делает все, не жалея себя. Для этого устраивались его пособниками мелкие аварии, умышленно вызывалось недовольство старателей.
— Во, во. Теперь про Тарасенку надо.
— Подожди ты со своим Тарасенкой. Мы ему сейчас все по порядку припишем. Сначала убитого комсомольца припомним. Напишем так. Несколько лет назад по заданию Майского был убит один из лучших комсомольцев прииска… Как его звали, не помнишь?
— Каргаполов. Петр Каргаполов. Только ладно ли выйдет? Все знают, что Каргаполова убили за то, что повел комсомольцев церковь громить…
— Мало ли что знают, а мы по-другому повернем. Вот, слушай. Был убит комсомолец Петр Каргаполов, потому что оный комсомолец узнал про темные дела директора и хотел донести на него властям. Майский уговаривал Каргаполова молчать, сулил большие деньги, но честный комсомолец оставался неподкупным, не испугался угроз, и тогда они убили его… Так… — Федор перечитал про себя написанное. — Теперь к месту будет и про драгера. Таким же манером Майский расправился с драгером Тарасенко, когда тот — честный и уважаемый всеми человек, отказался участвовать в его аферах. Майский лично организовал убийство хохла… Тьфу, черт, — Федор зачеркнул слово «хохла», едва не порвав бумагу и написал:
— …этого хорошего человека, не пощадив даже его жены и двух детей. Зверское убийство сделали нанятые им бандиты…
— …которым помогал первый друг и слуга директора, начальник приисковой охраны Буйный, — подсказал Егор Саввич, радостно блеснув глазами. — Надо этого мерзавца тоже сюда пристегнуть, Федор Игнатьич, немало он нам крови попортил. У меня на Буйного давно зуб.
— Надо так надо. Чем больше наплетем и людей сюда замешаем, тем дольше разбираться будут и труднее им до правды докопаться. Пишу: зверское убийство сделали нанятые им бандиты, которыми командовал начальник приисковой охраны…
— Иван Тимофеевич Буйный.
— …Иван Тимофеевич Буйный. Он же по заданию своего хозяина завел в лес и утопил в болоте больного старика — истопника, что служил в приисковой конторе, по прозванию Сморчок. Этот Сморчок случайно услышал важный разговор Майского со своими пособниками…
— Постой, постой, Сморчок-то тугоухий был, все так считали. А ты написал — подслушал. Тут что-то неладно, Федор Игнатьич.
— Не подслушал, а услышал, — досадливо поправил Парамонов. — Вот мы и объясним, как такое случилось. Ты только не перебивай. Сморчок был тугоухий старик, и директор его не опасался, вел при нем всякие разговоры со своими сообщниками. Но в последнее время слух у старика стал налаживаться. Услышав разговор, о котором сказано выше, честный старик прямо заявил директору, что тот затевает нехорошее дело. Майский ответил, это, мол, была шутка и не надо о ней никому рассказывать. А сам тут же решил отделаться от Сморчка. В этом ему опять же помог его верный слуга Буйный. Ну, как?
— Вроде бы ничего, хотя и не очень понятно.
Парамонов читал написанное, беззвучно шевеля губами. Потом резко перечеркнул страницу.
— Не пойдет.
— Чего не пойдет? — не понял Сыромолотов.
— Про Буйного не пойдет. Наплели мы тут, и в самом деле, лишку. Оставим Буйного в покое. С ним иначе разделаемся. Получается уж очень непохоже на правду. И для нас, пожалуй, опасно. Про Сморчка тоже не надо. Я потом это место переделаю. Давай дальше сочинять.