Когда грохот достиг наивысшего напряжения, группа разведчиков бесшумно скользнула за брустверы и затерялась в редком бурьяне...
А утром капитан Омельченко получил сообщение, что Быков Павел Севастьянович, раненный в плечо, находится на излечении в госпитале. Когда командир подошел к землянке, там уже все горячо обсуждали новость, хотя было непонятно, как она туда дошла (а сообщил ее связной из штаба). Более того, новость не только обстоятельно обсудили, но, очевидно, и выработали решение, потому что после команды «Вольно» выступил вперед сержант Ельцов и попросил разрешения обратиться к командиру.
— Говорите, — сказал командир. — Но имейте в виду, что к Быкову поедут мой заместитель и двое из вас, больше никого не пущу.
— А как вы узнали, о чем мы хотим просить?
— Главным образом потому, что это написано у вас на носах, — улыбнулся капитан. — Ведь вы хотите навестить товарища, так?
Через час на шоссе с проселочной дороги лихо развернулась полуторка и взяла направление на госпиталь. Сапер-дорожник, чинивший выбоины, посмотрел ей вслед и покачал головой:
— Верные кандидаты на место в кювете...
Глава двенадцатая.
СКОЛЬКО У НАС БЫКОВЫХ?
Накануне этого дня в монастыре случилось событие.
В полдень, едва Быков успел съесть свою похлебку, в подземную тюрьму спустился монах и позвал его наверх. Ничего хорошего не ожидая от предстоящего разговора, Быков готовился к сложным дебатам, но начальник штаба с улыбкой пошел ему навстречу и подал руку:
— Поздравляю, братец... Ты свободен и можешь идти. Если нужно, дадим провожатого. Только вот куда идти?
— Что случилось? — спросил удивленный Быков, подозревая какой-то подвох. — Связались с Красной Армией?
— Нет... Ты же не назвал номера части, и откуда мы знаем, кому сообщить? Но почему ты не сказал ничего о встрече с девушкой?
— Какой девушкой?
— Олей...
— Я боялся ее выдать, да и опасался, что все равно не поверите. Так она вам сообщила?
— Конечно... Ее обязанность — сообщать о всем новом. Добровольная, впрочем, обязанность... Ну, желаю счастливого пути, и передавайте там привет нашим, скажите: мы сделаем все, что нужно. Да зайдите в соседнюю комнату, там ждет Оля, хочет попрощаться...
Поздно вечером монах вывел все еще одетого в немецкую шинель Быкова из леса, повторил советы относительно маршрута. Павел шел почти до рассвета, а следующий день пересидел в глубокой промоине на дне оврага, густо поросшего кустарником. Сырость пробирала до костей, но выбора не было. Во второй половине следующей ночи он достиг переднего края и без помех добрался до заграждений, пролез под колючую проволоку и, щупая ножом землю, пополз по минному полю. Он был уже у края его, когда началась перестрелка, позади вспыхнул свет, его подняло с земли и отшвырнуло в сторону. Падения он не слышал — над ним сомкнулась тьма...
Открыв глаза, он снова закрыл их, пытаясь сообразить, где он и как сюда попал. Он помнил, что лежал на минном поле, что начался обстрел... Как же он попал в землянку? И к кому? Он повернул голову и в свете утра различил фигуру молоденького солдата в ватнике. Значит, он у своих.
— Эй ты, приятель, — окликнул его Быков. — Где я?
— Часовому не велено разговаривать... У, фриц!
— Часовой... гм! Что же ты караулишь?
— Помалкивай, фашист, тебя и караулю!
Часовой, видно по всему, был новичок и, как всякий новичок, неумело важничал и смешно петушился.
— Это откуда ж ты взял, что я фашист? — спросил Быков. — Может быть, у тебя в голове не все в порядке, а комиссия не доглядела и послала на войну? Я самый настоящий русский...
— Молчать!
— Ах ты чижик!.. Ну, тогда зови кого-либо из командиров.
Часовой помялся, но, по-видимому, он не имел инструкций на случай пробуждения пленного и потому крикнул за дверь, чтобы позвали младшего лейтенанта.
— Товарищ младший лейтенант, фашист опамятовался! — доложил он, когда пришел командир.
— Товарищ младший лейтенант, — обратился Быков, — скажите этому юному герою, чтобы он не ругался. Я не немец, а русский.
— Интересно, — сказал младший лейтенант, — интересно, прямо как в кино.
— Что ж тут интересного? Моя фамилия — Быков.